Башкортостан - любовь моя

На этой фотографии 1953 года мой тесть Хайрулла Мамбетов сидит с женами и детьми.

Вот и мечеть в Пишле мы построили. Слева направо: Ринат Шабаев, Анвар Саитов, Илшат Демкин.

Саитов Анвар Хасанович -

предприниматель из Рузаевки, один из активных членов Совета общества «Якташлар», - человек интересной судьбы. Он долгое время отказывался от интервью для нашей газеты, но наконец-то мы смогли его уговорить и, думается, читатели с удовольствием прочтут этот материал.

- Анвар Хасанович, у Вашего тестя, Хайруллы Мамбетова, было сразу две жены. Как же такое было возможно в советское время?

- Не знаю, там, в Хайбуллинском районе Башкортостана, где родилась и выросла моя жена Махинур, где я сам проработал семь лет, это как-то было принято. В райцентре, в Акъяре, многоженцев было мало, но в окрестных деревнях такие семьи не были редкостью.

- А как Вы сами попали в Башкортостан?

- Случайно. В 1965 году я окончил Балашовский заготовительный техникум и был направлен в Башкирию, в Акъяр. Там меня назначили заведующим заготовительной базой - пушнина, шерсть, шкуры, кожевенное сырье.

Когда я туда приехал, мне было 19 лет и башкирскому языку я научился, если можно так сказать, за три дня. Первые три дня мне их трудно было понимать. Но когда я сообразил, в чем дело - какие башкирские звуки соответствуют каким татарским звукам, для меня уже стало легко. Через три дня я стал понимать этот язык и, естественно, начал разговаривать.

Там обстановка такая интересная - можно разговаривать на татарском языке, просто на своем, на мишарском языке, они прекрасно поймут, но отвечать тебе будут по-башкирски.

Известно, что язык душа народа, поэтому, чтобы быть ближе к народу, всегда нужно знать его язык.

Общение с другими тюрками у башкиров очень такое простое - они будут отвечать на своем. Казах будет говорить по-казахски, татарин будет говорить по-татарски, они будут отвечать по-башкирски.

То есть языки настолько близки, что они все прекрасно друг друга понимают. Местные татары разговаривают по-татарски, а по-башкирски прекрасно понимают.

После окончания в 1965 году Балашовского заготовительного техникума я 7 лет работал в районном центре Акъяр Хайбуллинского района Республики Башкортостан.

70 процентов населения района составляют башкиры. Есть русские - со времен освоения целины, с 1954 года, в основном в целинных зерносовхозах. Проживают и украинцы - со Столыпинских времен. Есть одна маленькая чувашская деревня.

Там в лесу есть одна маленькая татарская деревня Вазям. Откуда они туда переселились, не знаю. Тогда я этим не интересовался, сейчас бы, конечно, расспросил бы. Единственный в районе Герой Советского Союза Ахметшин именно из этой деревни.

Вазямцев считают оренбургскими татарами, а в Оренбуржье татары съезжались из разных мест. Коренное население Оренбуржья - это казахи и башкиры.

Хайбуллинский район - самый южный район Башкортостана, около 600 километров от Уфы на юго-восток. От Акъяра в 90 километрах южнее расположен город Орск Оренбургской области. Орский район населен в основном казахами. А Хайбуллинский район населен башкирами.

В районе есть два башкирских аула, которых называют казахами - Мамбетово (Мамбетка?) и Сагитово. Одни говорят, что казах женился на башкирке, другие говорят, что башкир женился на казашке и так, мол, размножились.

Говорят, что казаха, женившегося на башкирке, звали Мухаммед, по-казахски Мамбет. По его имени и поселение стало Мамбеткой.

Известно, что башкиры позже многих других тюрков стали оседлыми, поэтому раньше в основном вели полукочевой образ жизни. В село приезжали только на зиму. А сейчас они ведут оседлый образ жизни - колхозы, совхозы.

Когда я жил в Башкортостане, я полюбил башкирский народ. Башкиры - хорошие люди, простые.

- А в чем заключалась Ваша работа?

- Наша база принимала различное сырье, а затем всю пушнину, шкуры, овечью шерсть мы отправляли вагонами в Москву и в другие перерабатывающие центры.

Зимой в лесной части района добывали пушнину. Охотники-промысловики освобождались от работы, мы им выдавали оружие, боеприпасы. Колхоз предоставлял транспорт и они уходили в лес на зимовку. Охотники по договору получали от нас аванс, потом добытую пушнину сдавали нам.

Добывали в основном лисицу, куницу, рысь, норку, горностая, белку, сурка. В Башкортостане только в нашем районе добывалась маленькая лисица, карсак (по-татарски и по-башкирски «карсак» - коротышка, низенький).

Фауна в Хайбуллинском районе смешанная - есть и горно-лесная фауна и степная. Башкирия в основном Урал и Предуралье. А наш район был уже Зауральем.

В других районах Башкортостана скорпиона или фаланги не найдешь, у нас были. И растительность разная - северная часть лесистая, южная часть - степь, как Казахстан. Климат резко-континентальный. Сухо и жарко летом, очень холодно и ветрено зимой.

Поскольку этот район был целинным, по техническому оснащению он был очень современным. Достаточно сказать, что один зерносовхоз «Зилаирский» выращивал зерна примерно половину от всего зерна, выращенного в Мордовии. Это огромные площади, огромное хозяйство. Если Мордовия тогда сдавала где-то 12 миллионов пудов зерна, то наш совхоз сдавал 6 миллионов.

Во время уборочной страды там были тысячи автомобилей - и военных, и привлеченных. Там зерно особое - сильные, твердые пшеницы. А так как рядом башкирских элеваторов не было, вся продукция сдавалась на пункты и элеваторы Оренбургской области - города Сара и Орск.

В Орске был крупнейший мясоконсервный комбинат, он в то время по объемам переработки скота занимал четвертое место в Союзе после Семипалатинского, Московского и Читинского мясокомбинатов. Там работало около 7 тысяч человек.

Границы Оренбургской области были устроены так, чтобы изолировать Башкортостан от Казахстана. Поэтому она получилась очень узкой и длинной, изогнутой и скот из самой области было невыгодно возить в Орск - слишком далеко.

Возили из южных районов Башкортостана и Челябинской области, с востока Оренбургской области, с севера Казахстана, из Актюбинской и Кустанайской областей.

Обычно зимой очень сильные метели, очень сильные заносы. Поэтому машины со скотом шли колоннами по 40 и более машин. Зимой снега высокие, едешь как по тоннелю.

Впереди на полном газу идет трактор К-700 с килевым бульдозером и раздвигает снег в обе стороны, а снег сзади в это время уже опять забивается.

Впервые в жизни я там увидел сильный буран. Настоящий буран, который все засыпает и заносит.

- Как Вы познакомились с Вашей супругой?

- Мы с Махинур до знакомства часто оказывались на соседних местах в кино, но не разговаривали, так как не были знакомы. В то время на заготовительной базе у меня работала одна рабочая, Закира апа Мавлеева. Она была родом с севера Башкортостана. И вот как-то зимой она пригласила меня на день рождения. Там мы и познакомились с моей Махинур. Она на два года моложе меня - 1948 года рождения. У нас дни рождения приходятся на праздники - у меня 31 декабря, у нее - 1 мая.

Танцев тогда в Акъяре не было и мы с Махинур почти каждый день ходили в кино. А летом, это был 1968 год, поженились. Я тогда учился заочно в Московской ветеринарной академии по специальности «товароведение и технология продуктов животноводства». В 1974 году я окончил академию и мы переехали в Рузаевку. К этому времени у нас было уже двое детей - сын Мурат (позже мы начали звать его Маратом) и дочь Наиля. Теперь у наших детей у самих уже дети - Илдар и Дамир.

- Как восприняли родители Махинур ваше решение пожениться? Все-таки Вы не башкир.

- Хорошо восприняли. Я же мусульманин, хоть и не башкир. Чтобы там жить нормально, лучше быть башкиром. Представителям других народов, хоть никто никого не притесняет, все равно как-то не так.

Когда сразу после никяха мы с Махинур приехали в Рузаевку, нам родные в тот же день устроили свадьбу, на которую мои башкирские родственники просто не успевали. Пришлось в Акъяре устраивать вторую свадьбу.

В Рузаевке Махинур первые три дня, как и я в Акъяре в 1965 году, ничего не понимала по-мишарски. Ей казалось, что все говорят очень быстро и непонятно. На второй день она начала плакать: «Ничего не хочу, хочу домой». На третий день она начала правильно понимать, какие звуки нашей мишарской речи соответствуют каким звукам башкирской речи, и все наладилось. А сейчас она говорит, как настоящая мишарка.

- Как сложились Ваши отношения с башкирской родней?

- Моего тестя звали Хайрулла Рахметуллович Мамбетов и все семь лет, которые я прожил в Акъяре, мы были очень дружны с ним. Зятьев у него было трое и все татары. Две снохи были башкирками, а одна - русской. У него было трое сыновей и четыре дочери.

Тесть мой был человеком с интересной судьбой. Он родом из села Мамбетово. Все его звали Хайрулла агай. Мне надо было его по-башкирски называть «кайны», но я звал его по-татарски «эти».

А тещ у меня было сразу две - Назирэ и Шамсикамал. Старшая, Назирэ, была матерью моей Махинур. Ее все звали по-башкирски «эсэй». А вторую жену, Шамсикамал, почему-то звали по-русски - «мамка». Причем их так звали все дети, независимо от того, кто от кого родился. Я обеих тещ называл по-татарски «эни» - Шамсикамал-эни и Назирэ-эни.

- Как же уживались две жены? Для нас, татар Мордовии, это в далеком прошлом и поэтому многие татарки даже представить себе не могут, что можно делить мужа с еще одной женщиной.

- Они всегда жили одним домом. Правда, жены спали в разных комнатах. Одна из жен всегда была дома, вела домашнее хозяйство, воспитывала детей, а другая жена работала.

Этот древний обычай многоженства был связан с тем, что много мужского населения погибало во время военных действий. По тюркским обычаям выживший должен был заботиться и о семье погибших родственников.

Если бы не было этого обычая, то было бы много сирот, какая-то часть женщин вынуждена была бы торговать своим телом, заниматься другими неблаговидными делами.

Если овдовевшая женщина выходила замуж за чужака, то род ослаблялся. К тому же чужак детей воспитывал уже в своем духе. Поэтому обычно семья умершего мужчины присоединялась к семье его брата.

Этот обычай помог тюркам пройти тысячелетия практически без таких явлений, как сиротство и проституция.

Мой тесть Хайрулла агай после первой мировой войны приехал с фронта и женился на юной сироте Назире. А после гражданской войны взял бездетную вдову родственника Шамсикамал.

- Ваш тесть участник трех войн - двух мировых и гражданской, причем в гражданскую войну он побывал и на стороне белых, и на стороне красных. Расскажите об этом.

- Хайрулла агай был в 1914 году призван на первую мировую войну, как он говорил - «беренче герман сугышы» и попал на Австрийский фронт. Там был ранен. Находился на излечении в госпитале города Озёры, под Москвой.

Он всегда по-доброму вспоминал о шефстве знатных людей над госпиталями. Вспоминал, как к ним приходили даже великие княгини, дарили папиросы «Пушка», которые были солдатам в диковинку - тогда 95 процентов курящих курили самосад, махорку. Он вспоминал, как сестры милосердия давали от себя подарки не только в праздники, но даже и в будни. А в праздники приезжали меценаты. После лечения Хайрулла Мамбетов снова оказался на фронте, в Карпатах.

Тогда ночью не воевали. Немецкие и русские офицеры уезжали развлекаться в города. Солдаты, унтер-офицеры оставались в окопах, предоставленные самим себе. Ночью немецкие и российские солдаты выходили из окопов, собирались кучками, то в их, то в наших окопах, ели, пили, что у кого есть, курили, менялись чем-нибудь. С утра каждый на своей стороне и уже стреляют друг в друга. И вот так постоянно.

Мулла был только полковой, поэтому мусульмане их роты по пятницам читать намаз ходили в полк. Хоронили убитых солдат-мусульман также в полку. А погибших православных хоронили прямо в роте.

Из мусульман в пехоте в основном были татары и башкиры. Кавказские мусульмане были в особых кавалерийских частях. У них в роте татар и башкир было человек пятнадцать. Верным фронтовым другом Хайруллы был Горчаков, призванный из Ташкента. Он всегда очень высоко отзывался об этом татарине. Судя по фамилии, он должен быть выходцем из Мордовии.

В 1917 году к ним в полк приехали какие-то люди из Петрограда и назвали их не просто «солдаты», а «товарищи солдаты». Солдаты кричали: «Свобода, свобода!»

Начали выбирать комитет солдатских депутатов. Хайрулла крикнул: «Из мусульман одного надо, вот Горчакова!» Горчакова записали депутатом.

Потом солдаты-мусульмане пожаловались, что, как им кажется, русские санитары в первую очередь вытаскивают с поля боя раненых православных, а мусульман в последнюю очередь. Различают просто - мусульмане от боли кричат «Алла!», а русские «Ой-ой-ой!» Постановили - избрать санитара от мусульман. Хайрулла опять крикнул: «Горчакова!»

Вот так Горчаков стал и депутатом, и санитаром. В бою он начал вытаскивать тех, кто кричит «Алла».

На фронте разброд начался. Командир должен был советоваться с председателем комитета солдатских депутатов. Появился еще какой-то начальник, больше командира командует.

Агитаторы начали ходить: «Зачем воюете? За кого воюете? За буржуев, за капиталистов? В Петрограде богатеют, а вы здесь гниете в окопах. Бросайте оружие и домой».

Солдаты начали бросать винтовки и уезжать домой. Эшелоны с тыла приходят с боеприпасами, продуктами, их разгружают, потом туда садятся солдаты и домой.

Хайрулла с Горчаковым тоже бросили винтовки и уехали на эшелоне, идущем на Ташкент. Он идет через Оренбург, а там и Хайрулле домой недалеко.

В Оренбурге Хайрулла распрощался с другом и слез с поезда. Больше они никогда не виделись.

Вернулся Хайрулла в свое село Мамбетово и его отец, Рахматулла бабай, сказал, что вот эту круглую сироту надо взять в жены. Это была его первая жена, Назирэ, 1906 года рождения. Ей было тогда 11-12 лет.

Потом Хайрулле сказали, что надо обязательно отметиться в комендатуре в Оренбурге, иначе попадет под трибунал. А там ему сказали: «Вы, Мамбетов Хайрулла Рахматуллович, становитесь воином доблестной Белой армии. Будете служить у атамана Дутова».

Хайруллу записали в башкирское подразделение Муртазина. Потом он был откомандирован денщиком к самому генералу Дутову.

Хайрулла агай очень хорошо отзывался об офицерах штаба Дутова: «Культурные, нормальные люди. Но очень много пили. Опохмелялись они молоком». У Хайруллы всегда для них было припасено холодное молоко в глиняных горшках.

Хайрулла чистил сапоги, стирал одежду, иногда вместо кучера правил повозкой. Так он прошел свои родные края, через свою родную деревню.

А потом их командир Муртазин выстроил татар и башкир и объявил, что отныне они солдаты доблестной Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Только потом они узнали что это было результатом переговоров Ленина с Заки Валиди. Они в Москве договорились, что будет создана Башкирская республика с столицей в Стерлитамаке.

Так Хайрулла агай попал в охрану башкирских органов власти в Стерлитамаке, в Башчека.

Был беляком, стал красным чекистом. И так служил, пока не заболел брюшным тифом. Его, как безнадежного, с лазарета забрала одна татарка. А он взял и выздоровел!

Из армии его списали. Хайрулла сначала жил у этой женщины. Потом они поехали к нему на родину, в Мамбетово. Некоторое время Хайрулла жил с двумя женами. А потом уступил эту татарку одному своему другу. Эта бабушка при нас еще живая была.

Когда он с двумя женами пожил, все-таки, наверное, ему это понравилось, и он женился еще раз, на вдове родственника Шамсикамал, 1907 года рождения. В 1925 году старшая жена, Назирэ, родила первенца - Хайбуллу.

Хайруллу назначили секретарем сельсовета - все-таки красноармеец, служил в Чека, хотя и полуграмотный.

Потом начались времена, когда нужно было кулаков выселять. В деревне все родня - башкиры признают родней очень дальних родственников, для башкир, например, троюродные - это еще очень близкие родственники.

Что делать? Все равно надо кого-то раскулачивать. В-общем, Хайрулла переехал от греха подальше со своими двумя женами и детьми в районный центр, Акъяр, и устроился конюхом, потом завхозом при школе работал. Еще дети родились.

Потом началась Отечественная война. Его призвали на нестроевую службу, в охрану Тоцких лагерей. Там был аэродром бомбардировочной авиации. Хайрулла охранял и сопровождал немецких военнопленных.

Старший сын Хайбулла по зрению тоже был негоден к строевой. Он служил том же подразделении, что и отец.

Отпусков не было. Тоцкие лагеря от Акъяра находятся на расстоянии примерно 350 километров. Чтобы увидеть мужа и сына две жены - Назирэ и Шамсикамал, в такую даль два-три раза ходили туда пешком, с тележкой с продуктами.

В тех краях во время войны жили не так голодно, как у нас в Мордовии. Там население редкое, есть пастбища. Можно неплохо жить своим трудом.

После войны они с сыном вернулись домой. Второй сын, Фатхулла, 1928 года, был призван уже после 45 года. Хайрулла агай вышел на пенсию в начале 50-х годов

- Анвар Хасанович, расскажите, как Ваш тесть содержал постоялый двор. Ведь это тоже необычно.

- После выхода на пенсию он договорился с четырьмя колхозами (чувашская Пугачевка, башкирская Акташ, русская Михайловка и деревня Михайловка, где жили кулугуры) организовать у себя дома постоялый двор для приезжающих в райцентр. Обязанности - принять, обеспечить отдых, напоить горячим чаем из самовара (башкиры любят пить чай непременно из самовара, с добавлением молока или сливок; кулугуры ели и пили только принесенное с собой), помочь распрячь лошадей, поставить во двор автомашину или трактор. У него были свои названия для гостей: «спортивники», «музыканисты», «артистники» и т.д.

Для гостей было отведено три большие комнаты - одна для гостей попроще, вторая - для средних начальников, навроде председателей и парторгов, а в третьей селили только особо важных. Когда из Уфы в район приезжали большие начальники, они селились не в гостинице, а в постоялом дворе моего тестя.

Интересно, что большинство уфимских начальников было из деревни Абишево, расположенной в лесу рядом с деревней Вазям. Абишевцы были все ученые люди и тянули друг друга вверх, в Уфу. Абишевцев почему-то называли «урман башмаклары» - «лесные годовалые телки».

За свой труд Хайрулла-абый получал от каждого колхоза в конце года одну машину дров с привозом и одну выбракованную лошадь на мясо, обычно осенью. Это устраивало все стороны, а дом моего тестя до самой его смерти был всегда полон гостей, самовар всегда был в работе. Умер Хайрулла-эти в 1975 году, в возрасте 80 лет. Дай Аллах его душе райских благ.

- А его жены, Ваши тещи?

- Основная теща, Назирэ-эни, умерла у нас, в Рузаевке, в 1990 году, в 84 года. Вторая жена, Шамсикамал, умерла в 1996 году, 89 лет. Все они прожили долгую жизнь, до последнего трудились в меру сил, благодарили Аллаха за достаток, мир и здоровье. Верили в судьбу (такъдир) и принимали действительность такой, какая она есть. Спасибо им. Мир их праху. И всегда в молитве спасения душ умерших близких я их вспоминаю.

- Несмотря на то, что Вы полюбили башкир, Башкортостан, Вы все же вернулись на родину, в Мордовию.

- Да, в 1974 году мы с семьей переехали в Рузаевку. Меня тянуло на родину, я ничего не мог поделать с собой. Жена не возражала.

Четыре года я работал заместителем председателя Рузаевского райпо, затем год проработал председателем. Потом меня назначили директором городского торга Рузаевки. Это было в 1977 году. Мне было 30 лет. До этого я всегда работал в системе потребсоюза, а теперь пришлось осваивать государственную торговлю.

В горторге я проработал 16 лет - до 1993 года. Я принял торг одним из отсталых предприятий Министерства торговли МАССР, а в начале 90-х мы уже брали красные знамена.

Приглашали работать в Саранск на должность директора объединения "Продтовары". Я туда не поехал - мне и в Рузаевке было неплохо - мощное, отлаженное хозяйство.

Звали заместителем министра торговли. Тоже отказался. Честно говоря, если бы пригласили министром, то согласился бы. Я у себя в городе хорошо поставил организацию, и в республике постарался бы. А идти заместителем, выполнять чьи-то не всегда компетентные указания, это не по мне. Мне тогда сказали: «Вот если бы ты не был татарином!»

- Анвар Хасанович, Вы унаследовали предпринимательские способности от своих предков. Расскажите о них.

- Наш род Саитовых происходит из села Яндовище Инсарского района. Наша родовая кличка «Мучут халкы». Говорят, в давнишние времена в Яндовище из Астрахани переселился наш предок Муса бабай. Он женился на яндовищенской девушке, но пришельцам тогда землю не давали, только членам общины. Муса устроился к волостному старосте землемером.

Наша фамилия происходит от имени сына Мусы, Саита. Сын Саита - мой прадед Умяр. Сын Умяра Аит женился на дочери татарского князя Гафура Радимова - Азизе. Моя бабушка Азизэ была грамотной, окончила гимназию в Пензе. У Азизи была сестра Рабига и брат Хисматулла Радимовы.

Мой прадед со стороны бабушки князь Гафур Радимов занимался торговлей в Астрахани. На лето на два месяца он всегда приезжал отдыхать домой в Яндовище.

В Астрахани у него было несколько магазинов и скобяной завод, производивший мелкие железные изделия - лопаты, косы, скобы и т.д.

В 1915 году он по старости передал дело сыну Хисматулле и остался насовсем в Яндовище. Хисматулла Радимов оказался неудачником и в течение года полностью разорился, стал банкротом. Поэтому ко времени революции Радимовы оказались не капиталистами, а простыми, хоть и зажиточными, крестьянами.

Рассказывают, что когда Хисматулла вернулся из Астрахани, отец заподозрил неладное и попросил сына сделать отчет. Тот сказал: «Отец, вишь какое дело, времени нет. Дай немножко акклиматизироваться».

Отец все понял, уложил сына на скамью и начал хлестать его кнутом, приговаривая: «Вишь какое дело! Вишь какое дело! Вишь какое дело!»

Я помню Хисматуллу-абзи. Я приходил к ним, он говорил: «А, Анвар пришел, вишь какое дело». У них с женой детей не было. Не знаю, как ее звали на самом деле, она была родом из татарского села Шукша Лунинского района Пензенской области, поэтому мы звали ее Шакша-абкай. Они удочерили круглую сироту Санию, дочь умершего муллы из Яндовища. Сания-апа вышла замуж в Латышовку, стала Турчаевой. Она умерла 27 июля, мы ее похоронили в Пишле.

- Расскажите подробнее о своем дедушке Аите.

- Мой дед Аит женился на княжне Азизе Радимовой в 1905 году. Аит-бабай был очень трудолюбивым. Его брат Якуп уехал жить в Астрахань. Потомки Якупа живут в Астрахани до сих пор. Мы раньше ездили друг к другу в гости.

Гафур Радимов умер в 1917 году. Мой дед Аит держал магазин в Яндовище. Жили они неплохо. У них с Азизой было 13 детей, но выжило только четыре - Ибрагим 1906 года, Касим 1910 года, мой отец Хасян 1914 года и Айса 1922 года рождения.

Когда в 1914 году началась первая мировая война, мой дед Аит нанял вместо себя одного мокшанина из Верхисс. Тогда можно было заплатить деньги и послать в армию другого. Таких людей называли наемщиками.

Но, к несчастью для деда, мокшанин-наемщик дезертировал. Военком Инсарского уезда вызвал Аита и сказал: «Хороший ты мужик, Аитка, но придется самому служить, раз нанял такого негодного».

Дед Аит попал служить в Варшавскую цитадель, расположенную на левом берегу Вислы. Немцы при наступлении окружили эту цитадель. Русские, кто вплавь, кто на чем, начали переправляться на правый берег Вислы. Немцы, оказывается, уже переправились и ждали их там. Очень много российских солдат было расстреляно в упор прямо в воде. Я побывал в Варшаве и нам там рассказывали эту страшную историю.

Деду повезло - он успел уехать домой - его демобилизовали. В то время с тремя детьми не служили, а у него родился третий сын Хасян, мой отец. Так что новорожденный сын спас отца - иначе немцы утопили бы вместе с другими и моего деда Аита.

- А после революции чем он занимался?

- Во времена НЭПа мой дед Аит получил патент 4 гильдии и продолжал держать магазин в Яндовище.

В неделю шесть дней дед и его компаньоны, товарищи, сыновья ездили по ярмаркам. Грузили в 3-5 телег или саней, если зимой, товар и выезжали в Инсар. Там торговый день был воскресенье. В понедельник они торговали уже в Нарышкине, теперь это Исса Пензенской области. После базарного дня они пополняли товар у оптовиков.

Во вторник ярмарка была в Архангельском Голицыно, а в среду - в Саранске. Из Саранска ехали или в Шувары (ныне Старошайговского р-на), либо в Шишкеево.

В Шишкеево продавали свои товары, покупали изделия местных ремеслеников - горшки, миски, глиняные игрушки и в четверг вечером приезжали домой в Яндовище. Их там ждала баня.

На следующий день они шли в мечеть на пятничный намаз. В субботу они опять выезжали торговать. Вот так они зарабатывали на жизнь.

Дед рассказывал, как однажды зимой они торговали в Голицыно. Там было две церкви - базарная и сельская. Шишкеевские горшечники занимали целый ряд со своим товаром - различными изделями из глины. Дед с товарищами торговали своим товаром. Приехал один молодой и богатый парень из Татарской Пишли. Был подвыпимши. Он очень гордился своим рысаком. Торговцы-татары из Пишли знали эту его слабость и подначили его - слабо промчаться по горшкам да мискам шишкеевского ряда. Поспорили на какую-то сумму и этот парень сел в сани и погнал своего рысака прямо по горшкам.

Шишкеевские кричат, горшки трещат, ломаются, выбегает городовой: «Стой! Что ты наделал!» Пишлинские, надрываясь от смеха, попросили городового: «Не забирай его, начальник, все оплатим». Шишкеевские рады были до невозможности - и стоять не надо, продавать, и деньги получили за весь товар.

Хотя земли у деда не было, все равно нужно было сдавать продовольственный налог. Он покупал на базаре зерно и возил сдавать в Кадошкино.

- А почему Ваша семья не живет до сих пор в Яндовище? Когда переехали в Рузаевку?

- Это длинная история. В 1928 году дед Аит с сыновьями в очередной раз сдали зерно в Кадошкино и зашли в трактир выпить чая. Трактирщик сразу поставил самовар.

В Кадошкино был молодой комиссар из казанских татар. Он, в своей кожанке и с пистолетом, зашел в трактир и подсел к деду Аиту с сыновьями. Ему налили чаю. Комиссар сказал: «Аит-абый, ты всегда все сдаешь вовремя, молодец. Но этот бездонный горшок никогда не наполнишь. Я прошу тебя, забирай свою семью и уезжай куда-нибудь, чтобы никто не знал. Иначе тебе ничто не поможет». Комиссар допил свой чай и ушел.

Дед Аит озадачился. По пути домой он заехал в Латышовку к своим друзьям Байчуриным посоветоваться. Те сказали, что ему надо взять с собой старшего сына Касима со снохой, а 14-летнего Хасяна и 7-летнего Айсу оставить дома с матерью, и пообещали помогать его семье.

Бабушка, как узнала, сразу в крик: «Разве можно какому-то проходимцу верить? Как можно оставить такое хозяйство?» Дед не послушался ее и уехал с сыном Касимом и снохой в Среднюю Азию. В Ташкенте устроиться не смогли, приехали на станцию Голодная Степь, в городок Мирзачуль. Дед Аит устроился сторожем на хлопкоочистительный завод, а Касим работал извозчиком.

Спустя два месяца после отъезда деда пришли раскулачивать. Бабушка Азизэ лежала больная в кровати. Забрали все, что было в доме, пристройках. Забрали всю скотину из хлева.

Осталась кровать с бабушкой и два мальчика - Хасян, мой отец, и Айса. Им сказали: «Придем завтра, чтобы вас здесь не было, теперь здесь будет сельсовет».

Назавтра пришли, выгнали мальчишек и вынесли кровать с больной бабушкой на улицу. Никто в деревне не принял к себе домой, все боялись. И только ночью сосед повез их в Латышовку к Байчуриным. Там они прожили, пока бабушка не выздоровела. Пришло письмо от дедушки из Азии. Ему в ответ написали, что у него уже ничего нет, все отняли.

Потом в 1929 году бабушка с сыновьями поехала в Среднюю Азию к мужу. Там жили в длинном бараке, разгороженном занавесками. Тяжело, тесно. Заработки маленькие.

Мой отец Хасян вступил в комсомол. За это мать его чуть из дому не выгнала. Он тогда на щеточной фабрике подмастерьем работал - кисти делал. У отца были артистические склонности, он участвовал в художественной самодеятельности. Юного Хасяна хотели забрать в Ташкент - учиться на артиста, мать не разрешила.

Увидев, что в Узбекистане им не вылезти из нужды, в 1931 году дед Аит решил перебраться в Астрахань, к брату Якупу. Там жизнь тоже не сложилась.

Старший сын деда Аита, Ибрагим, в это время жил в Арзамасе. В то время иранцам-эмигрантам, которые бежали в СССР после поражения революции в Иране, разрешили заниматься предпринимательством, торговлей. А дядя Ибрагим был очень смуглым от природы, вылитый иранец. Вот он с ними и занимался торговлей. Основным видом деятельности у них было мыловарение. Бабушка сказала, что ей климат Астрахани не нравится, что она хочет ехать к сыну Ибрагиму. Так и поехали.

В поезде им встретился один татарин из Татарской Пишли. Он сказал: «Зачем вам Арзамас, у нас шесть мечетей, слава Аллаху, народ верующий, поехали к нам».

Вот так приехали в Рузаевку. А оттуда на извозчиках в Пишлю и несколько дней жили у этого доброго человека. Потом сняли квартиру у одной вдовы и жили в Тат.-Пишле до 1945 года.

Касим, Хасян и Айса участвовали в войне и остались живы. Мой отец, Хасян Саитов, был в войну военным пекарем, пек хлеб. Дядю Касима после двух ранений на передовую не посылали.

Дядя Ибрагим по своим торговым делам получил 25 лет лагерей. Там работал в лагерном управлении по снабжению. Хотя сам он был заключенным, его назначили начальником снабжения строительства 600-километровой железной дороги в Воркуту. В 1947 году дядю Ибрагима освободили.

Он не знал, где его родители, родственники. Поехал в Яндовище. В поезде познакомился с рузаевским татарином. Тот сказал, что вроде в Пишле есть похожие на его родителей пришлые люди. Дядя Ибрагим сошел с поезда и пошел на рузаевский базар расспросить людей. А мой отец Хасян в то время работал на приемном пункте кожевенного сырья на базаре. Вот два брата там и встретились. (Дядя Ибрагим вышел на пенсию с должности замдиректора завода «Химмаш» в Рузаевке).

Так вся семья собралась снова. Дед Аит до пенсии работал на базе «Союзутиль», принимал тряпки, цветные металлы. Умер в 1961 году в возрасте 88 лет. Он умер быстро - после обеда ему что-то стало нездоровиться, а вечером он умер.

Никогда не пил, не курил, всегда совершал пять намазов в день. Со времен войны и до смерти он был муллой в Тат.-Пишле.

Когда он был муллой, три раза пытались построить мечеть - привозили срубы. Каждый раз приезжал уполномоченный по делам религии и срубы конфисковывались. «Чей сруб?» «Общества». «Какого общества? Это бесхозный, забрать!»

Помню, сидят дедушка с бабушкой и плачут: «Мечеть не дают строить, в хадж не пускают». Я был маленьким мальчиком и начал утешать дедушку: «Не плачь, дедушка, я вырасту и построю шестиэтажную мечеть». Помню, дедушка улыбнулся: «Сынок, придет время, религия вернется. Помогай по мере сил строить мечети. Станет легко совершить хадж, постарайся совершить его».

Вот и мечеть в Пишле мы построили. А вторую заповедь деда я пока еще не выполнил - не совершил хадж. В хадж нельзя уходить, если остаешься кому-то должен. Каждый год я собираюсь, но у меня пока никак не получается расплатиться с долгами ко времени хаджа.

Мой отец всю жизнь работал заготовителем - собирал шкуры, шерсть. Мы, четверо его детей, сызмальства привыкли к этой работе. С ныне покойным братом Тахиром вдвоем мы даже поехали учиться в Балашовский заготовительный техникум.

Наша мама Марьям родом из Пишли. Она умерла рано - в возрасте 33 лет. Это было в 1956 году. Мы, три сироты, остались с отцом.

Отец с нашего разрешения женился во второй раз на вдовой женщине по имени Сара Хасановна Алукаева из Татарской Тавлы. В 1957 году у ней родился свой сын, Шавкет, но она никогда не выделяла его среди нас. Спасибо ей за все. Отца мы вместе похоронили в 1980 году в возрасте 66 лет.

Я не могу называть Сара-эни мачехой, просто это моя вторая мать. Это ведь судьба нас свела. Она потеряла на фронте своего первого мужа, с которым и пожить-то не успела, а мы потеряли свою мать. Все мы понимали, что на все воля Аллаха. К счастью, у нас были живы дед Аит и бабушка Азизэ. А у Сара-эни отец и мать, которые жили в Тат.-Тавле. Все четверо наших наставников были благороднейшие люди, истинные мусульмане, которые знали жизнь не понаслышке.

У деда Хасана в Тат.-Тавле мы бывали летом на каникулах. Дед в ауле имел прозвище «Гусар». Я был любознательным мальчиком и потихоньку выспрашивал то деда, то других родственников: «Причем тут гусары?». Я тогда уже знал, что это царская кавалерийская гвардия. Оказывается, он был призван на войну 1914 года и доблестно служил в гусарском полку. За отвагу был отмечен царем Орденом полумесяца (этим орденом награждали в русской армии воины-мусульмане, проявившие особое мужество и отвагу; кавалер Ордена полумесяца приравнивался к полному Георгиевскому кавалеру).

В одном из боев мой Гусар-бабай был тяжело ранен и его, как почти безнадежного, с большими воинскими почестями, которые полагались по праву воину-гусару и воину-герою, привезли из госпиталя в село Тат.-Тавла. Односельчане тогда гордились им и называли его «гусаром». Благодаря заботам бабушки он выжил.

Конечно, после революции все его заслуги сами собой забылись и осталось только родовое «Гусар-халкы». Дед и бабушка были очень трудолюбивыми и порядочными людьми. Они прожили долгие годы, родили 14 детей, воспитали шестерых: сыновья Ибрагим, Асым, Касим, Кэрим, дочери Асма-апа, Сара-эни. Все они помогали нам, как могли. Спасибо им. Дети и внуки наши, слава Аллаху, дружны между собой.

- Как у Вас сейчас дела, Анвар Хасанович?

- После расформирования Рузаевского горторга в 1993 году я создал одно из первых акционерных обществ в Рузаевке - «Спрос». А теперь у меня свое предприятие - пеку хлеб, открыл макаронный цех.

Я считаю себя счастливым потомком своих предков. Прожив на свете более полувека, мое поколение практически не видело ни голода, ни холода, ни войны. Я получил хорошее образование, побывал во многих странах мира. И самой большой честью для меня является то, что я был избран делегатом от Мордовии на I-й и II-й Всемирные конгрессы татар в Казани в 1992 и 1997 годах. В жизни я встречал много хороших людей независимо от национальности. Не сомневаюсь, их абсолютное большинство, и перечислить их не хватит бумаги и чернил. На них держится наша многострадальная родина с емким именем «Россия».

- Вы признанный предприниматель. Почему у одного получается, а у другого нет?

- Предпринимательские способности даются только одному человеку из десяти. Попробовать может каждый, но не у каждого получается, тем более, что у нас в советское время были напрочь вырваны корни предпринимательства.

Аллах не принимает богатства, накопленного нечестным путем. Это «харам». Предприниматель, торговец не должен допускать «харам». Я этому учу и своих детей: «Если делаете бизнес, он должен быть честным, без «харама». Если есть какие-то излишки, отдайте в пользу мечети, помогайте бедным, направляйте эти деньги на другие благие дела».

Надо жить так, чтобы тебе хватало. Но у тебя не должно быть слишком много, потому что рядом с тобой много таких же человеческих существ, у которых дела не идут так успешно, как у тебя. Надо им помогать.

В наше время религии не учили. Теперь молодежи легче обрести веру, получить необходимые религиозные знания. Верующий по-настоящему не будет совершать плохие дела. Он знает, что Аллах все видит. Cтарики говорили: «Каракнын табасы чыр-чыр, э кунеле тыр-тыр» - «У вора сковородка скворчит, а душа дрожит».

Берут в долг, не возращают вовремя или вообще не возвращают, подводят того, кто дал им деньги. Государство само жульничает, подает пример. Посмотрите, что стало с вкладами людей в банках.

Дела нужно вести честно, тогда будет порядок в стране, будет порядок в России. Иншалла, Раббымыз насиб кылсын.

origin: «Татарская газета», №1 26.01.1999