Татары Финляндии - Взгляд из Петербурга

О том, что в Финляндии живут татары, я узнала ребенком летом 1967 года, когда снимали дачу на 98-м км Выборгского шоссе. В двух-трех километрах от села Красносельского стоял дом, хозяева которого сдавали комнаты постояльцам, а сами перебирались в комнатушку, пристроенную к сараю, палисаднике георгинами и садовой ромашкой, во дворе летняя кухня с дровяной плитой, чуть поодаль баня, большая поляна, с которой начиналась опушка леса. А в лесу - ягоды, грибы... Лес мне вспоминается светлым, он был преимущественно сосновым, и как напоминание о том, что здесь когда-то были бои, тянулись по лесу поросшие, но хорошо различимые еще окопы. В траве около бани мы, дети, удивлялись большому количеству битой, обожженой керамики. Хозяева, Иван Егорович и тетя Шура, рассказывали, что этот хутор принадлежал гончару.

Движение по шоссе в те времена не было интенсивным, и наше детское внимание всегда привлекали проезжавшие мимо финские автобусы и легковые машины. Однажды теплым солнечным днем мы увидели, что финский автобус, притормозив, остановился. Мы, дети, наперегонки бежали к калитке, к которой уже подходил хозяин. Водитель-финн, знаками показывая на колодец, попросил набрать воды. Пока, громыхая цепью, поднимали ведро с водой, Иван Егорович сердечно приветствовал вышедших размяться финнов, говорил о советско-финской дружбе, о мире во всем мире. Финны вежливо улыбались, они были без сопровождающего и ничего не понимали.

Один из мужчин протянул мне горсть конфет, когда я, полная новых впечатлений, прибежала к бабушке, и она мне сказала: «Нужно было сказать ему: "Рэхмэт абзы", ведь в Финляндии татары живут, вдруг он татарин?». С тех пор прошло более 40 лет, но я помню свое недоумение и то, что какое-то время хранила фантики от тех конфет, мне действительно казалось, что тот дяденька был татарином.

Следующим подтверждением того, что в Финляндии живут татары, был какой-то чемпионат по хоккею, проходивший в Ленинграде, некоторое время спустя. Один из игроков финской команды носил татарскую фамилию, но для большинства ленинградских татар связь с Финляндией в те годы была представлена красивой блондинкой с коробочки плавленого сыра «VIOLA», моментально раскупавшегося в магазинах.

А между тем, первые татары прибыли в Финляндию еще в царствование императора Николая I, жили с семьями в военных поселениях. Проблемы финских татар тогда решались в Петербурге, поэтому в Российском государственном историческом архиве среди описей документов Департамента духовных дел иностранных исповеданий хранятся дела о мусульманских приходах Финляндии, о мечетях в Выборге и Ревеле (Таллинне), из которых становится известно, что приходы существуют с 1836 г.

20 февраля 1870 года из Уфы к Министру Внутренних дел обратился Оренбургский муфтий С. Тевкелев со следующим посланием:

Министр внутренних дел обратился за разъяснением к Финляндскому Генерал-губернатору и к Генерал-губернатору Лифляндскому, Эстляндскому и Курляндскому.

Из вскоре полученных депеш оказалось, что ' Выборге не положено по штату ни магометанской молельни, ни духовенства'. Для исполнения духовных треб ежегодно командировался туда мулла Тимир Галеев 'с отпуском ему из казны прогонных и порционных денег'. Число военных из мусульман Выборгского гарнизона доходила до 40 человек, служили не только рядовые, но и бомбардиры (звание артиллериста, соответствующее ефрейтору) и унтер-офицеры (в царской армии звание младшего командного состава). Далее генерал-губернатор писал: 'Отвод для магометанской молельни особого помещения на счет казны вызывал бы постоянный расход, но ежели за сим Ваше Превосходительство изволите признать необходимым возведение в Выборге магометанской мечети на счет сумм Министерства внутренних дел, то, конечно, к тому с моей стороны препятствий не будет'.

Из Ревеля сообщили, что наем помещения для мечети, 'хотя и производился по требованию военного начальства, но не имеет законного основания'. В 1862 г. тогдашний губернатор генерал-лейтенант Ульрих по требованию командира Ревельского порта предписал квартирной комиссии об отводе помещения для богослужений мусульманам, хотя в циркулярах упоминались полковые священники православного и римско-католического исповедания в связи с отпуском денег и отводом квартир. В 1867 году отпуск из квартирной кассы денег 'под мечеть, равно и на отопление и освещение оной' был прекращен. В Петербурге получили исчерпывающие ответы, о чем и сообщили муфтию. Нужно пояснить, что по требованиям того времени при мечети прихожан должно было быть не менее 300 или 200 ревизских душ мужского пола. В данном случае мы видим личное участие командования, принимавшего нужды нижних чинов.

Сорок лет спустя, в 1911 году, Департаменту духовных дел иностранных исповеданий пришлось еще раз заняться мусульманскими приходами Финляндии.

Из канцелярии Финляндского Генерал-губернатора в Гельсингфорсе начали поступать запросы о порядке утверждения муллы для лиц магометанского вероисповедания, проживающих в Финляндии. В Департаменте с ответом затягивали.

В пятом по счету запросе генерал-губернатор сообщал, что 'проживающий в Гельсингфорсе крестьянин дер. Актуковой Сергачского уезда, Нижегородской губернии Самиулла Садритдинов вышел к Нюландскому губернатору с ходатайством, прося об утверждении его, согласно избранию, муллою'. Чиновники продолжали искать... и нашли явно устаревший Церковный устав от 3 сентября 1686 года. В этом единственном документе, говорилось: '...Те, другой религии ...впредь сюда прибывающие для какой-либо службы... пока живут они смирно и без соблазна, остаются при своей религии, но когда хотят они отправлять свое богослужение, читанием и пением, то должны учинить сие в своих домах и жилищах, за замкнутыми дверями, про себя, наедине и без составления собрания с другими. Однако, дети их, если хотят быть приняты в гражданство, вследствие уставов и постановлений, данных от нас и наших высокосильных предков, королей Шведского государства, должны быть воспитаны в истинно христианской вере...'.

Вопрос оставался открытым.

В октябре 1916 года Оренбургский муфтий М-С. Баязитов обратился в Министерство внутренних дел с просьбой об утверждении имамом Гельсингфорса Валиахмеда Хакимова, которому отказал Императорский Финляндский Сенат. Мусульман в Финляндии тогда проживало до пяти тысяч, и этот отказ затруднял выполнение духовных треб и ведение метрических книг.

Из Императорского Сената со ссылками на документы 1723 и 1772 гг. ответили, что 'свобода религии в Финляндии чрезвычайно ограничена и евангелическо-лютеранскому исповеданию надлежит нерушимо быть единственной официальной религией края... Таким образом, Императорский Сенат не имеет... возможности утвердить крестьянина Симбирской губернии Курмышского уезда дер. Большой Рыбушкиной Валиахмета Хакимова в должности имама-хатыба, равно как и предоставить ему право вести официальные ведомости...'.

13 июня 1917 года Сенатом была назначена комиссия для составления закона о свободе вероисповеданий. Интересно отметить, что закон о свободе вероисповеданий в Финляндии начал рассматриваться только через 12 лет после того, как был принят в России, и до какой-то степени благодаря татарам, занимавшихся торговлей.

Из деревень Сергачского уезда Нижегородской губернии по введенной в строй железной дороге в 1890-х годах предки большинства финских татар начали свое знакомство с Финляндией, которая впоследствии стала для их детей, внуков и правнуков родиной. Крестьянский труд многие российские татары того времени сочетали с отхожим промыслом и торговлей. Смеем предположить, что в страну Суоми отправлялись они не случайно, наверняка связь между соплеменниками существовала и ранее, а сомневаться в тесных контактах с татарами, проживавшими в Петербурге, тех и других не приходится.

Это подтверждает справочник «Весь Петербург» за 1912 год, в котором владелец «Бухарского магазина» и магазина «Азиатские вещи» Таджи Исамухамедов, рекламируя свою фирму, указывал филиалы в городах Ташкенте, Аулиэте, Андижане, Гельсингфорсе, Або и Нижегородской ярмарке. В магазинах, три из которых находились на Невском проспекте, можно было купить и заказать восточную мебель, сдать в починку ковры и купить новые: персидские, бухарские, текинские разных размеров. Покупателям предлагались портьеры, одеяла, халаты мужские и дамские, шелковые ткани, бурки и черкесские костюмы, а так же кавказские серебряные изделия.

Информацию о финских татарах можно было почерпнуть в мусульманских газетах столицы империи, которые сообщали о том, что в Гельсингфорсе учреждено Мусульманское благотворительное общество и купцы, проживавшие в Финляндии и Петербурге, пожертвовали более 1.000 рублей в пользу мектебе 'для содействия просвещению родного аула' Чумбили Курмышского уезда Симбирской губернии; о том, что в летние месяцы в Петербурге устраивались курсы для учителей и учительниц, участники которых совершали экскурсии в Кронштадт, Петергоф и Финляндию; о том, что гастролировавшая в Петербурге труппа Ильяс-бека Кудашева-Ашкадарского продолжит турне спектаклями в Финляндии. В 1909 г. татары Таммерфорса, т.е. Тампере, приняли решение о строительстве училища для мусульман и для сбора пожертвований командировали в Туркестан и другие города России Аббаса Гасанаддинова, после окончания строительства и не имея вестей от г. Г., они через татарские газеты обратились к единоверцам, чтобы мусульмане-жертвователи к этому человеку больше 'не имели доверия'.

Частыми гостями у финских татар бывали лидеры прогрессивного движения среди российских мусульман Лутфулла Исхаков и Муса Бигеев, философ-богослов. В своей работе о мусульманском посте в длинные дни, написанной после проведения астрономических наблюдений на Аавасаксе, Муса-эфенди выступил еще и в роли этнографа-путешественника, познакомив читателей с климатическими особенностями этого края, описав быт и нравы населявших его народов.

Благодаря финансовой помощи финских татар, вышли в свет многие труды М. Бигеева до революции и после, в период эмиграции. Исхаков и Бигеев тоже были вынуждены покинуть родину. Они некоторое время жили и работали в Тампере и других городах, обучали татарских детей и молодежь. Татарская община жила привычным укладом: работали, растили детей, устраивали любительские спектакли. А когда началась война, мужчины были призваны на военную службу.

В 1943 г. в Кеми на средства семьи Хасана Хамидуллы тиражом в несколько тысяч экземпляров фотографическим способом был отпечатан Коран для военнопленных советских мусульман. Издание содержало тексты обращения к читателям на финском, немецком и татарском языках.

Ушедшие поколения финских татар сделали очень много для сохранения исторической памяти о российских татарах среди молодежи. Финские татары сохранили язык и истинно татарскую культуру, культуру европейского ислама северных мусульман, утраченные на необъятных просторах России.

Нам довелось побывать в Тампере, посетить мечеть, которая размещается в большой квартире обыкновенного жилого дома. В небольшом холле над камином висит большой портрет Омера Сали (1876-1951), написанный маслом. В 1943 г. он перерегистрировал мусульманскую общину Тампере и возглавил ее, приобрел недвижимость для поддержания общины и будучи торговцем мехами и тканями, помогал всем нуждающимся. Махалля тамперских татар размещается здесь точно также как столетие назад размещались мусульманские приходы в Петербурге. Беседуя с финскими татарами, вспомнилась атмосфера, знакомая по далекому детству. Тогда также почтительно и степенно разговаривали за чашкой чая, также обращались к детям. Сколько в питерских татарах ушедших поколений было достоинства, взаимоуважения и доброжелательности. Сколько добрых слов и пожеланий говорилось ими друг другу при встречах и прощании. Я услышала знакомые слова и обороты речи, которые, как оказалось, давно забыла. Именно в Тампере, произошло осознание безвозвратно утраченной национальной культуры и косноязычия современных питерских татар.

Альмира Тагирджанова, краевед

Origin: VENÄJÄN KAUPPATIE-LEHTI - Финляндско-российская деловая газета, 03.2010