ya_palomnik
Посланник
глава вторая
Envoy

ГлавнаяИстория

Посланник

Глава вторая

Наступил 1928 год. Крестьяне беззаветно работали, не думая и не подозревая о высшей политике, плетущейся пауками в Кремле. Труд, труд и труд - неустанная забота о своем добре и благотворные результаты своего труда воодушевляли семью Агзумовых, как воодушевляли миллионы других крестьянских семей, живущих на территории Советского Союза. Производили все эти работяги горы продовольствия,кормя сытно, изобильно и разнообразно и город, и деревню, в придачу с заграницей и за короткое время объемы их продукции превзошли экономические показатели предвоенной царской России.

Мне исполнилось девятнадцать лет и рос я сметливым и рачительным помощником своему отцу. Хозяйство наше теперь поправилось и укоренилось - Новая Экономическая Политика позволила нашейсемье раширить двор и возвести кустарную мастерскую по ремонту сбруй, хомутов и упряжей, а было нас уже шестеро - к счастью, матушка моя, Гюзель Саидовна, пришла в себя, выздоровела и родила братишек и сестричек на радость всемнам. Мне с ними играть было не с руки, маленькие они еще; я все в мастерской был занят выделыванием лошадиной оснастки и вскоре по качеству и подгонке превзошел отца. Работал с нами сосед наш Садык, одногодок мой; их двор был отделен от нашего обветшалым, дырявымипочерневшим забором, заросшим в нижней части лопухами и репейниками. Сноровистои быстро вырезывал он из березовых стволов клещи для хомутов и гужи из говяжьих шкур, сшивал сбруи из сыромяти и затейливо украшал иx лужеными бляшками и кожаными кистями - чудо какое! глаз не оторвешь!

Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая

Был он нам всем как родной; отец его служил с моим в одном полку в конармии Буденного, да не повезло бедняге, срубили его белые под городом Новороссийском в том же боюжестоком, где и моего отца тогдаранило.Школу закончили мы вместе, вместе на утренней зорьке на рыбалку бегали, в чалме топ - лапту играли и вместе на кушаках боролись. Было их всего двое с его матерью, ни братьев, ни сестер не успели появиться; не нажили они ни скота, ни коней, ничего, кроме козы и пары кур. Всей деревней им помогали и особенно старался мой отец.

Сдружился я с Садыком крепко; между собой говорили мы много, говорили часто: за что родитель его погиб, а мой ранен тяжко, почему мечети позакрывалии мулл выгнали, и как хорошо, что бар расстрелялии их землю между нами поделилии мечтали кем мы станем, когда вырастем. Доверился я ему и рассказал про великие суры и аяты священного Корана, который всегдаскрытно с собой носил.

"Учите ради Аллаха и не ленитесь, эти аяты - залог успеха в обоих мирах. Учите хотя бы по одному аяту в день или даже еще реже, ведь это лучше, чем вовсе их не учить!" цитировал я Садыкуизречения и учились мы прилежно и со старанием, а руки наши тем временем были заняты шорницким ремеслом.Слышали мы от людей о знаменитых батырах и ханах и стремились мы постичь военное мастерство, чтобы когда пора придет, броситься на зов и биться против врагов земли нашей, так же как бились отцы и деды наши, и с нетерпением ожидали мы призыва.

Наконец-то настал знаменитый день,когда получили Садык и я повестки явиться в военкомат с вещами для прохождения службы в рядах Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Дали нам коней и в назначенный срок после шумных домашних проводов отправились мы верхом в соседний город к воинскому командиру. Вещей у нас было мало, ветошь какая - то, сгодится только лицо утеретьда съестное на один день, а сопровождал нас мой отец, чтобы подольше с нами побыть, да и коней в родные конюшни воротить.

До Краснослободска, где были сборы, было около тридцати километров. Выехали мы на рассвете и долго Садык и я видели на холме, озаренном восходящим солнцем,постепенно уменьшающиеся силуэты наших матерей, машущими вслед нам своими черными косынками. И они исчезли из виду. Дорога пошла вниз и повернула в лесную чащу, стало темно и сыро. Неяркий свет нового дня блестел в ручье, журчащему невдалеке, и в мокрых листьях осин, обступивших нас своею плотной массой. Прелый запах гниющей коры, мха и веток наполнял воздух. Лоснящиеся ягоды красной смородины свисали увесистыми гроздьями с веток кустови мы, наклонившись, обрывали их на ходу.Сучья громадных елей, стоящих поодаль, обросли космами зеленовато-серых лишайников. Пушистые спинки каких-то серых зверушек промелькнулии исчезли междуих ветвей.Над нами громко, словно молотом, стучал клювом по стволу дятел.Копыта наших коней оставляли еле приметный след в влажноватой глине.

"Гляди, ишь как порскнули," отец, едущий впереди нас, кивнул на стайку оленей, перебежавшим наш путь. "Каждая живность воли ищет. Никто не хочет жить в тюрьме. Вот и народ наш вздохнул полной грудью, когда в семнадцатом году с царя корона слетела. Наши-то сразу съезд созвали, мусульманское государство и правительство определили; ан-нет старое отступать заупрямилось - пришлось воевать пойти. Так мыкались мы до двадцать первого года - отступали и наступали, пока беляков в Черное море не сбросили. Если правды нет, то и свободы не будет," добавил онулыбаясь загадочно. "Какая же она свобода получилась?" спросил он как-бы сам себя. "Как и встарь чужим подчиняемся, да и молиться новая власть запретила. Выходит, что зря мы за красных воевали."

"А ты же говорил, что Ленин нам навек землю дал?" я рукой отогнал рой надоедливых мух.

"Так то оно так, да мужики сказывают, что Сталин, есть у большевиков командир такой, обратно ее забирает. Посмотрим. Может до нас эта напасть не дойдет," отец сокрушенно покачал головой.

"Не случится с нами ничего никогда помимо того, что приготовил нам Аллах," процитировал Садык, едущий позади меня.

"Истина эта великая," отец подтвердил, вздохнув набожно. "Повезло вам, что вас грамоте в школе обучили, а я вот так и остался - все работа да война. Хорошо, что Халимсвященный Коранкаждый день нам читал, веру нашу укреплял."

"Для Бога нет ничего дороже из всего сущего, чем верующий," припомнил я один из хасидов, "а власти мечети запретили. Вроде как безбожники они?" Я взглянул на отца.Он не обернулся, чтобы дать мне ответ, а продолжал трусить на своем гнедом, поводья отпущены, а хлыст в его напряженной руке подрагивал при каждом шаге лошади. После совершения полуденного намаза на веселой, солнечной лужайке мы продолжили путь и вскоре узрели на горизонте над широкими ржаными полями облезлый купол собора со сбитым крестом, а потом показался и весь Краснослободск.Пыльная грунтовая дорога, вьющаяся сквозь жнивье, где шелестел сухой ветер, провела нас через скопище покрытых дерном и окруженных штакетником хибарок на городскую площадь, переименованную в 1925 году из Соборной в площадь имени Клары Цеткин. В длинном ряду убогих, одноэтажных лавчонок и магазинчиков торговлю производил только кооператив, к кованой железной двери которогопротянулась очередь молчаливых баб. Военкомат размещался в двухэтажном бревенчатом доме рядом с кирпичным зданием отделения милиции.Мы спешились и опустив головы робко сгрудились возле отца.

"Идите и служите, пусть Бог будет всегда с вами," его губы едва слышно шептали суру Корана. Слезы навернулись нам на глаза; так мы не хотели расставаться. Онтихонько подтолкнул нас к входным дверям и мы вошли.

В низком, пропитанном дымом махорки помещении гремели голоса молодые голоса. Кбугристым,оштукатуренным стенам были приклеены бумажные портреты вождей мирового пролетариата и коммунизма, плакаты ОСОАВИАХИМа и кумачовые лозунги. Группа красноармейцев в остроконечных буденовках на стриженых головах столпилась в углу возле большого пулемета, стоящего на полу. Его толстый вороненый ствол был нацелен на всех входящих.Молодежь громко спорила между собой, вырывая друг у друга патронную ленту.За обшарпанным конторским столом у входа сидел широкоплечий человек в защитного цвета офицерской форме с кубиками лейтенанта в петлицахи записывал подходивших к нему призывников.Мы протянули ему наши повестки и свидетельства. Он покопался в своих бумагах, сверяя наши документы и окинув нас изучающим взглядом, повернулся к двери в соседнюю комнату, зычно крикнув:

— Эй, Кошкин! Принимай пополнение!

Через окно на другой стене избынам был виден квадратный, вытоптанный, без малейших признаковтравы или кустарников, двор. Десяток подростков с котомками на плечах, в заплатанных и изношенных рубахах и штанах, некоторые босые, некоторые в лаптях,понуро сидели на голой, замусоренной земле.Туда то и привел нас, проворно выскочивший из - за двери, низкорослый и кривоногийсержант Кошкин.Наша одежда - тюбетейки, кулмэки, шаровары и казакины - сразу привлекла всеобщее внимание. Глаза всех уставились на меня ина Садыка. "Ух какие," пронеслось волной по двору. Кто-то присвистнул и фыркнул от смеха, кто-то загоготал.

"Молчать," прикрикнул на них Кошкин. "Скоро в части все будете одинаковыми. Армия любит единообразие. Через год и не отличишь кто из вас русский, а кто татарин. Все станете как под одну гребеночку. В этом наша цель." Он радостно оскалил свои неровные, прокуренные зубы."Проходите," приказал он нам и воротился в дом, оставив наслицом к лицу с нашими новыми товарищами. Они уже перестали разглядывать нас, вернувшись к своемусостоянию равнодушной полудремы. Несмотря на осень солнце в чистейшем голубом небе еще давало достаточно тепла и ветер был нерезким.Пышные заросли черемухи протягивали к намчерез ограду свои краснеющие ветви.Стоящие между изб нагретые стволы сосен мягко светились всеми оттенками коричневогои желтого, излучая густой, смолистый запах. Почти полную тишину нарушали лишь отдаленный, тревожащий колокольный звон и отвратительный, злобный брех собаки где-то на окраине. Мы шагнули в глубь двора и, потеснив немного локтями соседа справа и соседа слева, присели на свободное место возле забора. Ражий, белобрысый детинасо сплющенным носом, угнездившийся рядом со мной, доедал кусок румяного пирога. Проголодавшиеся, мы, тоже не стерпев, открыли наши мешки и достали съестное, припасенное для нас нашими матерями. Садык откусил кусок беляша, а я запустил пальцы в миску с бишбармаком.Несколько минут мы жевали, пока не заметили, что тот детина с пирогом сидящий слева от меня наблюдает за нами.

"Чего надо?" я повернул к немуголову.

"Чтой-то за еда у вас такая? Пахнет вкусно. Дай - ка попробовать. А вот тебе взамен." Он передал Садыку свежий кусок пирога, который достал из своей котомки."С зайчатиной," хрипло выдохнул он.

Садык осмотрел ломоть со всех сторон, понюхал и протянул новому знакомцу свой последний беляш. "Как зовут – то, ребята?" спросил парень, наслаждаясь необычной, сытной пищей." Меня Василий," детина протянул нам свою руку. Она была сильная и широкая как лопата. Бугры мозолей покрывали ее.

"Садык," "Халим," мы представились по очереди. "Не слышал, долго ли нам здесь сидеть?" спросил я.

"Ничего не говорят. И кормить сегодня не будут," Василий доел беляш и обтер свои руки об мешковину. "Может к ночина посадку погонят."

Роскошная и холодная вечерняя заря зажгла полнеба и серебряные звездочки стали выступать в синеве и мы уже ежились на земле от сырости, когда Кошкин, выйдя на крыльцо, дал команду строиться. За день набралосьнас около двадцатичеловекв этом тесном полумраке двора, но мы быстро разобрались в шеренгу, вышли на большак и с сержантами впередибодро зашагали к железнодорожной станции.Там стоял под парами большой паровоз с тендером и прицепленным к нему составом из вагонов- теплушек и цистернами для нефтепродуктов. Дверь второй от паровоза теплушки была наполовину отодвинута и стоящий внутри военный с яркой керосиновой лампой в руке, приветственно махал нам. Перед посадкой нам опять устроили перекличку, раздалась команда "по вагонам" и мы обгоняя друг друга, толкаясь, полезли внутрь. Садык и я успели захватить места на втором ярусе ближе к железной печурке, привинченной к полу посерединестиснутого, пахнущего мокрым деревом пространства. Охапка поленьев валялась рядом. Сержанты убедившись, что все в порядке, вышли, задраив за собой с глухим стуком дверь. Крохотный огонек лампы, коптившей на полочке наверху, не мог разогнать мрак в углах.Мы осмотрелись. Через четыре продолговатых оконца под потолком к нам проникал прохладный ночной ветерок. На двухъярусных нарах, оборудованных вдоль стен, ничком лежали призывники. Их перекошенные, бледные лица были полны растерянности и страха. "Куда везут?" галдели они. "Везут да не сказывают!"После недолгого ожидания паровоз свистнул и пыхнул паром, который ворвался к нам через окна и щели. Поезд лязгнул, дернулся и покатился.

Глава перваяГлава втораяГлава третьяГлава четвертаяГлава пятаяГлава шестаяГлава седьмаяГлава восьмая


Яндекс.Метрика free counters