ya_palomnik
Медики уранового стройбата - этюд 5
Physicians of an uranium construction battalion - etude 5

ГлавнаяИстория
Оглавление

    Предисловие, пролог


    Этюд первый
  • Мы все из детства
  • Год 1966
  • Амир, свинка, горшки и медсестры
  • Год 1971
    Этюд второй
  • ЦРБ
  • Цыганская история
  • Банные истории
    Этюд третий
  • В диких степях Забайкалья
  • Капитан медицинской службы Морозов
  • Между урановым рудником и комбинатом
  • Психиатрия, Бухара, июнь
  • Casie et sancte colam et artem meam
  • Из пистолета по гриппу…
  • Всех на ровик!!!
  • Ресторан «Русь»
  • Собака и прокуратура
  • Прощай, Забайкалье
    Этюд четвертый
  • Служба в военном госпитале в городе Хаям
  • Начальник госпиталя
  • Заместитель начальника госпиталя по медицинской части
  • Будни
  • Казахстан
    Этюд пятый
  • Баянск
  • Подгузников
  • Полушубок армейского образца
  • Сибирский ординатор
  • Капитан Левша убыл в Холмск-7, а сосед академика Сахарова прибыл в Баянск
  • Гараж и парагаражные страсти
    Этюд шестой
  • Холмск-7
  • Сырный бизнес
  • Сдаемсю-ю-ю…
  • Сибирский генерал

Медики уранового стройбата - этюд 5

Баянск

Хаус… Это такой небольшой круглый искусственный бассейн, диаметром 2—4 метра, глубиной в человеческий рост. Сооружается обычно во дворе дома или учреждения, перед входом, и в Узбекистане распространен повсеместно.

В летнем кинотеатре шел фильм. Майор Амир Тарский с женой любили смотреть кино в летних кинотеатрах. Такие кинозалы здесь популярны, и их наличие обусловлено жарким климатом. Устроены просто. Есть стены, экран, ряды сидений, кинобудка. А крыши нет. Очень удобно в жару. А поскольку здесь темнеет в 9 часов и внезапно, как будто на небесах выключают свет, то он, свет, не мешает.

Июнь… Жара…

Где-то уже к концу сеанса Тарский почувствовал головокружение, полотно экрана накренилось и поползло в сторону. Он крепко ухватился за подлокотники. Подступила тошнота. Клиника теплового удара… готовое дело!

Он встал и, спотыкаясь о ноги зрителей, направился к выходу, жена последовала за ним.

— Амир, что с тобой?

— Худо что-то. Похоже, тепловой удар!

А жена жару переносила хорошо.

Перед входом в кинозал хаус. Летучие мыши бесшумно виражируют в темном небе, тонко попискивая в ультразвуке. Майор сунул фуражку жене и, как был в форме, так, не долго думая, рухнул в хаус, вода выплеснулась через высокие борта в стороны, на горячий, сухой асфальтобетон.

— С ума сошел, — причитала жена, нервно бегая вокруг хауса с фуражкой в руке.

— Не-а, хорошо!!! Благодать! — ответствовал офицер из бассейна, фыркая, яко бегемот.

Более пяти лет прослужил он в госпитале южного города Хаям. И вот, выяснилось теперь, что жару он переносит плохо. Начало шалить давление. Как подарок судьбы Тарский воспринял предложение командования о переводе в Восточную Сибирь, в Иркутскую область, в новый госпиталь в новом же городе химиков Баянске, вблизи станции Зима.

В последний понедельник июля начальник госпиталя вызвал Тарского.

— Товарищ подполковник! Майор Тарский прибыл по вашему приказанию!

— Садись, товарищ майор!

Тарский осторожно присел на стул. Было очень жарко, на улице около 42 градусов. В кабинете жужжал кондиционер БК-600. Хороший, кстати, кондиционер. Правда, мы, советские люди, других тогда и не знали. Советский Союз… На лицевой панели сверху такая поворотная пластинка-заслонка, перекрывающая поток прохлады. Она легко снимается, на двух болтах. За заслонкой пространство, в коем легко укладываются две бутылки водки. Тридцать минут, и водка ледяная.

— Тебе предлагают перевод в Сибирь, с повышением в должности. Ты будешь начальником хирургического отделения. Госпиталь там новый. Ну, ты как, согласен?

— Как-то неожиданно это, товарищ подполковник. Хотя, жара меня уже порядком достала!

— Офицер должен расти в должности!

— А как с работой для жены?

— Меня информировали, что работа ей будет!

— Тогда я согласен!

— Ладно. Отправляйся в отдел кадров управления, получишь предписание.

— Товарищ подполковник, завтра прошу на «вынос» тела.

— Хорошо!

Как подарок убывающему офицеру, сегодня возле госпиталя произошло невероятное событие. Как по секрету рассказал подполковник П. (он дежурил по госпиталю в прошедшие сутки), ночью за забором госпиталя бойцы обнаружили бесхозный товарный вагон, битком набитый ящиками с водкой. Тут проходила ветка железной дороги, а провели ее к обкомовским дачам, что неподалеку.

Народ сорвал пломбу. Стали водку растаскивать. П. вызвал наряд милиции. Но часть водки уже уплыла.

Проведенный утром офицерами госпиталя обыск территории дал богатый улов. Водку находили везде, в канализационных колодцах, в вентиляции, под половицами и в прочих местах.

За «вынос тела» (1) можно не беспокоиться, водки хватит.

Он сообщил о предстоящем переводе на новое место службы начальнику отделения и второму ординатору. Для военных дело привычное, офицеры отнеслись к новости спокойно, практически равнодушно. Убудет один офицер, прибудет другой, служба-с.

Начальник отдела кадров управления войск вручил Тарскому предписание о переводе в войсковую часть, дислоцированную вблизи станции Зима.

Виноград во дворе штаба уже наливался синевой. Солнце нещадно палило, часовой у входа вытирал пот, катившийся из-под панамы, негромко ворковали голуби, в Узбекистане они воркуют, как бы мяукая. Тарский остановился в тени виноградника, сорвал ягоду, разжевал; с кислинкой, созреет в сентябре. И не жаль покидать юг, нисколько не жалко, — радостно подумал он. Узбеки во дворе по соседству со штабом копались в саду, меланхолично, о чем-то своем, ишачьем, кричал ишак. Прощай солнечный Узбекистан, люля-кебаб с кинзой в теплой лепешке, восточный базар, вечно синее небо и южная зелень, прощай, гостеприимный, любящий юмор, добродушный узбекский народ.

Жена с детьми улетела в Крым, к родителям.

…Темно-синее небо, близко стратосфера, под крылом плывут белоснежные облака.

После традиционного куриного крылышка от имени Аэрофлота майор сладко уснул.

Когда проснулся, монотонный гул турбин уже сменил тональность, стал низким. Облака приблизились и проносятся клочками тумана в иллюминаторе.

Приятный голос стюардессы в динамиках объявил:

— Уважаемые пассажиры! Через несколько минут наш самолет начнет снижение для посадки в аэропорту города Иркутск. Прошу всех пристегнуть привязные ремни!

Затем зазвучала мелодия песни «Славное море, священный Байкал…».

Сосед Тарского, сержант десантник с медалью «За отвагу» на мундире, со специфическим пустынным загаром лица, вдруг со всхлипом, судорожно вздохнул, как всхлипывает на исходе долгого плача ребенок.

Тарский скосил глаза вправо, у парня по щеке катились крупные слезы, нижняя губа была крепко прикушена…

— Сержант?

— Все в порядке товарищ майор, извините. Два года не слышал эти позывные радио Иркутска. Не чаял услышать, тяму уже не было! Повезло мне, выжил…

— Из-за речки?

Десантник молча кивнул и отвернулся к иллюминатору.

Внизу промелькнула Ангара, земля косо накренилась, под крылом проплыли сосны и зеленая трава, дома, коровы на лугу. Шасси чиркнули по полосе, двигатели взвыли на реверсе, тормозя бег лайнера по сибирской земле.

Ту-154 приземлился в Иркутском аэропорту ясным августовским утром. Открылись двери, в салон проник прохладный сибирский воздух, пахнущий хвоей и авиационным керосином. А на юге воздух всегда с ароматами цветов, пряных трав.

Температура +24, после 40 в Ташкенте это практически рай.

Дышалось легко. Сибирь, родная сторона, приняла его обратно: он вернулся домой.

Около четверти часа Тарский полежал на траве под сосной у здания аэропорта. Жизнь показалось прекрасной.

Троллейбус мягко домчал до железнодорожного вокзала, в салоне сидел в основном русый народ, а он уже отвык от такого зрелища после страны брюнетов. Зеленоватые воды Ангары напомнили ему об Иртыше.

Возле вокзала кафе «Минутка», стекляшка. Купив билет, он с аппетитом позавтракал. В кафе был прохладный полумрак, в открытую стеклянную дверь вливался свежий воздух, пот не капает в тарелку, руки не липнут к влажному столу. В тополях весело чирикают воробьи. Кружка холодного пива окончательно убедила его: он в Сибири.

5 часов до станции Зима Тарский проспал на полке плацкартного вагона. Проснулся совершенно свежим и отдохнувшим.

Деревянное одноэтажное здание вокзала, украшенное резьбой. Простовато одетый сибирский народ, непременный выпивший чалдон возле буфета, где ощутимо пахнет селедкой и табаком.

Здесь резали мне глаз необычайно

и с нехорошей надписью забор,

и пьяный, распростершийся у чайной,

и у раймага в очереди спор. (2)

По виадуку перебрался к автовокзалу, где случайно встретил коллегу, с которым в прошлом году обучался в Иркутском институте усовершенствования врачей. Коллега работает в районной больнице города Зима терапевтом. Постояли, вспоминая…

Баянск город химиков и строителей, основан в семидесятые года XX века.

Начало городу положили, как это часто бывало в Советском Союзе, заключенные и военные строители. Кругом вековая восточносибирская тайга. Это район вечной мерзлоты.

Ранней весной багульник, словно розовый пожар, стелется по низу тайги. Неохватные сосны, реже березы, осины, ольха, пихта и лиственница. Вдали, на северо-востоке, белеют вершины Саянских гор. От них берет начало Ока, тезка европейской Оки, река с быстрым течением и всегда студеной водой горных ледников.

Город Баянск расположен севернее станции Зима, в 30 километрах, автобус 108-го маршрута следует 40 минут.

Слева показались корпуса комбината «Химпром». В полуоткрытое окошко прохладный ветерок доносил запахи полыни. Мост через Оку, справа дачные домики на чистом поле, домики как бы разбросаны каким-то гигантом, некоторые лежат на боку. Прямо у дороги валяется будка сортира.

— Было наводнение, Ока разлилась, — пояснил мужчина, сидевший рядом с Тарским.

Автобус взревел на подъеме, взбираясь по бетонке протяженностью до 300 метров, огибающую гору. Справа от дороги крутой, словно в ущелье, спуск на 30—40 метров, на дне оврага ручей, заросший деревьями.

Поворот, и вот он, город.

Город ему понравился, расположен в холмистой местности; улица либо идет под уклон, либо в гору. Почва песчаная, сухая. Две параллельные улицы, и три перпендикулярные к ним — короткие.

Госпиталь от центральной площади в полукилометре. По тропинке, выложенной плитками, Тарский дошел до госпиталя, с удовольствием вдыхал таежный воздух, пахнущий хвоей, влагой.

Начальник госпиталя встретил его восклицанием:

— А, знакомые лица!

— Товарищ подполковник, майор Тарский прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы!

— Садитесь, товарищ майор!

Начальник госпиталя подполковник Ч. Александр Иванович, старый сослуживец, еще со времен незабвенного «двухгадюшничества» в Красноуранске.

Ч. сердечно (насколько это возможно в армии) поздоровался с ним, поспрашивал о семье, житье-бытье. Рядом сидел его заместитель по медицинской части, тоже Александр Иванович, молодой, приятный седой капитан, лицо которого наводило на мысли о горном Алтае и алтайцах.

После краткой беседы его отпустили, приказав временно устроиться в одном из помещений госпиталя. Распаковал чемодан, принял душ, переоделся. Обошел в темпе быстрой экскурсии отделение хирургии, операционный блок. Медперсонал встречал его, слегка приоткрыв рот: сибирячки народ простой и бесхитростный. Госпиталь новенький, правда, проект какой-то странный. Потом рассказали, что это проект общежития. Пристроили приемный покой, рентгеноотделение, операционный блок, столовую. Сразу за забором госпиталя тайга.

Отдельно расположены типовое инфекционное отделение, здание лаборатории, хозяйственное здание и АТС.

Очень скоро начальник госпиталя вызвал Тарского на служебное совещание, для передачи дел уже убывшего до его приезда в город Красноуранск начальника отделения.

Передача дел времени заняла немного.

Тарский знал Александра Михайловича, предыдущего начальника отделения, по совместной службе в Узбекистане.

Александр Михайлович был известен, как никудышный хирург. Практических навыков у него никогда не было, подготовка очень слабая, окончил один из среднеазиатских вузов. Хирургической техники никакой, узлы не умел вязать, что делало его абсолютно непригодным для оперирования. Майор Тарский помнил, как Александр Михайлович назначал плановые операции и потом устранялся от оперирования, под тем или иным предлогом, передавая пациента ему. Из Узбекистана его переместили по инициативе начальника госпиталя, чтобы избавиться. В Армии это часто делают. Тогда, в Узбекистане еще, перед его убытием в Сибирь, Тарский вызвал Александра Михайловича на улицу. Между ними произошел такой разговор:

— Михалыч, хирург в юридическом смысле представляет опасность для окружающих, как человек вооруженный ножом. Здесь, в Хаяме, у нас рядом мощная медсанчасть атомного комбината, нас всегда могут выручить. А там Сибирь, глушь. И рядом не будет у тебя никого, кто бы мог подсказать в трудной ситуации или помочь. Не обижайся, ведь ты хирург никакой. А там придется оперировать, так как ты будешь ведущим хирургом госпиталя. Ты принял очень рискованное решение. Пациенты буду всякие, в том числе со сложной патологией, травмой. А ты на моей памяти здесь не мог даже грыжу прооперировать! На что ты надеешься?

— Ну, да, один ты хирург! — с истеричным взвизгиванием ответил Александр.

— Дело же не во мне, Саня! Ведь ты можешь влипнуть в уголовное дело, а у тебя дети, семья!

Александр промолчал.

Тарский вытащил из-под мышки книгу в алой обложке, с названием «Острый аппендицит».

— Вот тебе мой подарок. Практика показывает, что чаще всего пропускают острый живот. Бди. Желаю удачи! Может, все обойдется!

Однако не обошлось. Поступил пострадавший, солдат с тупой травмой живота. Саня его прооперировал, удалил поврежденную селезенку. Но, так как он был плохой оператор, вернее, никакой, в послеоперационном периоде пациент скончался от кровотечения из неперевязанной во время операции вены. Последовали оргвыводы, Александра сняли с должности с понижением до начальника полкового медпункта (ниже уже некуда) и отправили в Красноуранск. Так Тарский оказался в Баянске.

Правда, при приеме должности был и курьезный момент. Ему вручили кипу бумаг, толщиной сантиметров 30.

— Что это?

— Материалы различных расследований и тому подобное, по отношению к личному составу отделения. Рапорта, объяснительные. Это от прежнего начальника отделения. Просил непременно вам отдать, — доложила старшая сестра отделения.

— Компромат, что ли?

— Ну!!

Когда не идут дела в хирургии, – начальник всегда начинает заниматься расследованиями, кляузами. Закон службы. Бывает… Эх, Саша, Саша…

Тарский, при ординаторах, аккуратно выбросил все это в мусорное ведро. У ординаторов округлились глаза, они незаметно переглянулись.

После обеденного перерыва Тарский имел беседу с капитаном Дзантиевым. Ввиду отсутствия прежнего начальника отделения, он временно исполнял его обязанности. Дзантиев осетин. Он убывал в Узбекистан, на место Тарского. И, видимо, ему уже было очень невтерпеж улететь на юг, настрадался бедный южанин в Сибири. Капитан торопливо сунул Амиру пару бутылок водки со словами:

— Товарищ майор, это ребятам, на прощание!

И сгинул. Вообще, среди офицеров это не по правилам. Надо как следует посидеть, попрощаться, получить обязательный подарок на прощание. Похоже, капитан тут особо не котировался. Ну, да бог с ним.

Позже Амиру рассказывали, что в морозы Дзантиев отморозил уши. А его жена, прокурорский работник, угрожала начальнику госпиталя уголовным наказанием за отмороженные уши мужа.

Понятно теперь, почему он ушел по-французски (3), не попрощавшись.

Знакомство с коллегами. В ординаторской, вместе с Тарским, два офицера медицинской службы, старшие ординаторы (4) капитаны Оладушкин и Левша.

Капитан Оладушкин вырос в Тбилиси, и в соответствии с местом происхождения при разговоре шумлив, тороплив, размахивает руками, грузин как-бы. Это высокий шатен, атлетически сложенный, с небольшим животиком. Окончил медицинский институт в Воронеже. Хирург, со специализацией по ЛОР. Женат, двое сыновей.

Капитан Левша. Сын полковника, начальника финансовой службы космодрома Плесецк. Выпускник Тюменского института. Среднего роста, стройный, симпатичный брюнет с усиками. Имеет обыкновение похмыкивать при серьезном разговоре. Мастер на все руки, может починить, смастерить все, что угодно. Хирург, со специализацией по анестезиологии. Женат, имеет двоих детей, сына и дочь.

Амир коротко изложил информацию о себе.

Затем познакомил врачей со своим видением перспектив хирургического отделения.

— Я ознакомился с операционным журналом, журналом регистрации больных. Ситуация сложилась скверная. Операции мелкие, оперировали недопустимо долго, в основном под местной анестезией. А это прошлый век. Предоперационный период необоснованно продлен. Послеоперационный период вообще фантастически длительный, как и средний койко-день пребывания в отделении. Необоснованно назначаются антибиотики, и наоборот, в показанных случаях не назначается инфузионная терапия. В отделении развелась масса непредусмотренных Уставами и приказами документов, всяческих журналов. Я приказал все это выбросить на помойку. Исходя из сказанного, считаю, предварительно, конечно, что перед нами следующая цель: коренная оптимизация работы отделения. Для достижения этой цели нам предстоит решить следующие задачи:

1. Разобраться с порядком госпитализации пациентов. Кроме экстренных больных, которые поступают хаотически, следует наладить плановое поступление и плановое оперативное лечение. Иначе вы никогда не научитесь оперировать, а что знали, быстро забудете.

2. Привести в норму длительность обследования и лечения больных. Имеются средние сроки обследования, лечения, пред- и послеоперационного периода по СССР и по Минобороне. Их и нужно придерживаться. Это означает нормальное, профессиональное выполнение врачебных обязанностей, и только.

3. Документация отделения должна быть только предусмотренная Руководством по медобеспечению. У меня пока все. Позже я уточню ваши обязанности по специальностям. Вопросы?

Врачи подавленно молчали. Тарский их понимал: кому нравится, когда тычут мордой в дерьмо. Но, вот, встрепенулся капитан Оладушкин:

— Товарищ майор, разрешите?

— Слушаю вас.

— А, правда, что мы больше не будем каждый день писать объяснительные?

— Правда! Если только не застрелите кого-либо!

— Ясно!

На лице капитана проявилось чувство «глубокого удовлетворения», как обычно писала самая правдивая газета «Правда» про народ после выступлений очередного генсека.

Капитан Левша:

— Товарищ майор, я не понял. Мы всех будем оперировать под наркозом?

— Товарищ капитан! Главный анестезиолог Великобритании сэр Роберт Макинтош (5) ответил следующее, когда его спросили, делают ли они (англичане) аппендэктомии под местной анестезией: «Что вы, только в колониях!» Мы будем варварами?

— Так точно, не будем!

Встреча с руководством. Начальник госпиталя и его заместитель внимательно слушали Тарского. Он докладывал о своих выводах по работе хирургического отделения, планах на будущее. Капитан Алтайский спросил:

— Вы, товарищ майор, что же, планируете хуже обследовать и лечить больных? Я так говорю потому, что вы хотите сократить сроки обследования и лечения. Полагаете, что мы тут работали до вас плохо? Я не понимаю вас.

Амиру стало ясно, что заместитель начальника по медицинской части весьма далек от клиники. Так же он понял, что у него будут проблемы с будущим начальником госпиталя. В последующем выяснилось, что коэффициент IQ Алтайского ниже плинтуса. Но в Советской Армии некомпетентность у офицеров встречается.

На глупости тоже надо отвечать, тем более, на командирские. Он обтекаемо ответил:

— Речь идет о нормализации клинико-статистических показателей работы. Как я доложил, больные обследуются, лечатся необоснованно долго. И только. Не мне оценивать работу командования госпиталя. Но, свой план я намерен претворить в жизнь. Иначе работу не наладить. Товарищ подполковник, доклад закончен!

— Ну, теперь за хирургию ты будешь спокоен, — произнес начальник госпиталя, обращаясь к своему заместителю.

— Вы свободны, товарищ майор!

— Есть!

Так началась служба в Восточной Сибири.. Квартира из двух комнат на пятом этаже, в доме строителей. Как водится, строители для себя строили плохо. Пол в туалете, за унитазом, зиял огромной дырой, в который просматривался соседский унитаз. Дыру пришлось забетонировать.

Амир задумался. В период районной хирургии квартира его была на первом этаже, в славном городе Красноуранске, в период «двухгадюшничества», тоже на первом, в солнечном Узбекистане — на втором. Налицо явный рост этажности.

Привез из госпиталя постельные принадлежности, матрас. Спал на полу. Получил продпаек на месяц. Радовало сибирское лето, в августе по ночам становилось прохладно, спалось хорошо… В свободное время знакомился с Баянском. Обошел все три улицы. Народ встречался хмурый, малоразговорчивый, сибиряки, чалдоны, одним словом. Город построен посреди тайги, на горе, к югу крутой спуск до 200 метров, и далеко просматриваются лесистая низменность, комбинат, город Зима, до которого по прямой около тридцати километров. Тайга чистая. Огромные, в три обхвата сосны, лиственница, осины и березы, ольха. По низу кустарник багульника. Много костяники, брусники, черники. Из грибов встречается моховик, сыроежка, волнушка. Везде растет папоротник. В столовых дают салат из папоротника. Амиру на жарком юге всегда вспоминалась тайга, и до боли хотелось пройтись по таежной траве. И вот, он в тайге. Лег на мягкий мох… Пели птички, раздавалась дробь дятла, с дерева сбежал бурундук и уставился бусинками глаз на него. Сибирь моя, родимая!!!

А со здоровьем творилось что-то непонятное. Учащенное сердцебиение, потливость. В теплое летнее время появился беспричинный насморк, буквально исходил соплями. Акклиматизация?

Поступил с тяжелой травмой военный строитель. Упал с крыши строящегося дома, травма черепа. Каска вдребезги. На рентгенограммах черепа переломов не выявлено. В коме. Нарастала внутримозговая первично-стволовая симптоматика, стали развиваться тяжелые нарушения витальных функций. Не исключалась и внутричерепная гематома. Предстояла декомпрессионная трепанация черепа.

Во время операции санитарка стояла рядом с Амиром и вафельным полотенцем осушала обильный насморк у хирурга. Тем временем исчез из поля зрения анестезиолог Левша, упавший в обморок. Пришлось на минутку отвлечься. Левша лежал на спине, сложив ручки на груди, бледненький, одним словом, дамочка, испугавшаяся мыши… Амир, энергично выразившись, наступил ногой на область желудка Левши и надавил, для улучшения мозгового кровообращения. Анестезиолог очнулся, встал.

Были приглашены консультанты — нейрохирург и реаниматолог из головного лечебного учреждения МСО-28 в городе Ангарске. Интенсивная терапия не дала положительного результата, пострадавший через несколько суток скончался.

Вскрытие показало, что имелись множественные небольшие внутримозговые гематомы, отек мозга, вклинение ствола в большое затылочное отверстие.

Судебно-медицинский эксперт в городе Зима после вскрытия трупа погибшего привычно опрокинул в рот мензурку спирта. В кабинете было грязно, серо. Предложил военврачу. Амир молча отвернулся, вышел на улице, где дожидался отец погибшего солдата, в поношенном плаще, средних лет худой мужчина. Он, выслушав майора, замедленно кивнул головой и закурил. Руки его дрожали. Ах ты, горе, горе…

Увезли погибшего мальчика на Родину…

Капитан Левша стоял перед начальником отделения, непроизвольно похмыкивая… Шел тяжелый разговор:

— Что это вы падаете в обмороки во время операции? Что-то со здоровьем у вас неладно?

— Нет, товарищ майор. Это у нас семейное. Мой брат падает в обморок даже от вида шприца.

— И что? Я должен заплакать?

— Нет.

— Хирургия — тяжелая, суровая профессия. Не такая, как пишут наши «друзья» журналисты, вроде «хирург спас больного и вытер пот со лба. И все ему аплодировали». Аплодисментов бывает очень мало, криков бис тоже. Грязная, тяжелая, в сущности, зачастую неблагодарная у нас работа. Вы не ошиблись в выборе профессии? Если вы будете все время падать в обморок, как же на вас надеяться? Ведь пациент может умереть при этом. Вы что же, и раньше падали в обморок.

— Было!

— Решаем так: будете падать — уходите сами! Ясно?

— Ясно, товарищ майор. Падать в обморок не буду!

— Свободен!

И ведь больше не падал.

Акклиматизация завершилась примерно через 10—12 суток.

Тем временем прибыла жена с дочерьми, пришел контейнер с домашними вещами. Жизнь стала налаживаться.

Старшая дочь пошла в ближайшую школу. Для младшей, как всегда, мест в детском саду не было. Рентгенолог госпиталя капитан Ярославский помог.

Анатолий — очень приятный в общении человек. Рост чуть ниже среднего, взгляд с небольшим прищуром, с хитрецой, улыбчивый. Говорит чуть нараспев. Очень коммуникабельный. Переговорил со своей пациенткой, заведующей детским садиком, и дочь была устроена.

В дальнейшем Амир и Толя подружились. Толя дослужил до середины 90-х годов, уволился в запас и стал успешным бизнесменом. Среди его бизнес-проектов был и такой: подъем со дна Байкала затонувшей древесины, которой накопилось несметное количество вдоль побережья. А в смутные бандитские 90-е он начал с торговли спиртом (Зиминский гидролизный завод). Как он говорил — деньги не вмещались в сейф. Каждому свое. Удачи ему!

В сентябре наступили холодные дни. По утрам трава уже в инее, воздух прозрачен и свеж.

В течение года Тарскому пришлось практически заново создавать хирургическую службу госпиталя. Были обучены операционные сестры, анестезистка, хуже дело обстояло с хирургами. Самостоятельно оперировать ни Оладушкин, ни Левша не могли, только под присмотром начальника отделения. Капитан Левша выполнял обязанности анестезиолога, оперировать не рвался. Чаще всего он говорил про карбюраторы, тормоза, свечи; автомобилист… Оладушкин по совместительству вел ЛОР патологию, причем довольно успешно, по хирургии ему можно было доверять грыжесечения, аппендэктомии, удаление поверхностных доброкачественных опухолей и т.п. Правда, однажды, выполняя флебэктомию, повредил бедренную вену. Вызванный в операционную Тарский смог выполнить пластику дефекта стенки вены лоскутом из большой подкожной вены. Обошлось… Долго в последующем Оладушкин смотрел на своего начальника с уважением во смеси с некоторым испугом, и слушался беспрекословно.

Ближе узнал коллег, других специалистов госпиталя. Клинического опыта практически ни у кого не было. Военных врачей набрали из войск, после краткосрочной специализации, из того, что было! А контингент был неважный. Инфекционист здорово напоминал Ноздрева из «Мертвых душ», даже внешне, и по медицинским познаниям тоже ушел недалеко от уровня гоголевского героя…

Как-то, придя утром на службу, Тарский обнаружил в палате интенсивной терапии своего отделения воина, который плелся в туалет палаты, при этом из него буквально лился на пол жидкий кал. Элементарная диарея (понос)! А что же он делает в хирургическом отделении?

Этот вопрос Тарский выяснял в кабинете начмеда (6) госпиталя капитана Алтайского. Здесь же присутствовал начальник инфекционного отделения капитан Ослоухов.

Тарский:

— Я обнаружил в палате интенсивной терапии хирургии больного из инфекционного отделения с диареей. Это инфекционный больной. Инфекционный больной должен лечиться в инфекционном отделении. Как он попал в хирургию?

— Ему стало плохо в инфекционном отделении и я распорядился перевести его к вам, товарищ майор.

— Стало плохо — это показание для перевода в хирургию?

— Вдруг с ним что-нибудь случится?

— Что?

— Станет еще хуже?

— Ну и? Будем оперировать понос?

Молчание… Вот с такими «специалистами» Тарскому пришлось работать. «Поносника» он вылечил сам, эти еще загубят пацана. Капитан Ослоухов в дальнейшем исчез, перевелся куда-то. На счастье пациентов. На должности начальника инфекционного отделения появился старший лейтенант Подгузников, из педиатров, порядочный, думающий доктор. В последующем его жена Наталья стала отличной операционной сестрой хирургического отделения.

Подгузников

В войсках боятся трех напастей, в смысле инфекций: дизентерии, ОРЗ (здесь же грипп), менингита (менингококковый эпидемический цереброспинальный менингит). Все эти хвори великолепно, массово распространяются в скученных человеческих коллективах, читай, в воинских частях. Для доктора Подгузникова испытание на прочность не заставило себя долго ждать: в отдаленном полку слегли солдаты, симптомы болезни были довольно типичными — острое начало, температура повышалась до 38—39 градусов, резчайшая головная боль, с иррадиацией в шею, спину и ноги. Головная боль сопровождалась рвотой, общей гиперестезией, появились менингеальные симптомы. Часть больных впала в сопорозное состояние.

По совковской схеме всем врачам вставили по самое не могу. То есть, их наказали за наличие в природе такой патологии, как менингит. При том, что даже самая современная, оснащенная медицина не гарантирует отсутствие инфекционной заболеваемости. Возбудители инфекций — часть природы, как и человек разумный.

Майор Тарский пытался понять истоки утверждения, принятого в обществе: я заболел, значит, виновата медицина. То есть врач!

«Профессия врача — одна из трех древнейших. И если представительницам первой древнейшей профессии общество всегда платило звонкой монетой, то нашему предку пришлось пережить немало. От дружеского похлопывания по волосатому плечу, когда он успешно вытаскивал занозу из такого же волосатого плеча, или щедрого вознаграждения от тех, кто побогаче, до — изгнания из племени, а то и камня на шее и глубокого омута, каземата, плахи или жаркого костра, когда пациент или его родственники оставались неудовлетворенными.

За тысячелетия истории врач вызывал, и вызывает к себе разные чувства соплеменников, сограждан и, что особенно опасно, сильных мира сего. Противоречивость чувств нашла отражение в средневековом определении врачей — triftontes (трехликие). Обыватели считали, что — "…у врача три лица: порядочного человека в повседневной жизни, ангела у постели больного, и дьявола, когда он просит гонорар" (Р. Артамонов, 1999). Ох, как не любил и не любит обыватель платить, тем более врачам! Поэтому и врачи приспосабливались. Не отсюда ли циничное — "Exide dum dolor est" (Проси деньги, пока больной страдает)? Вот так.

Даже если взаимоотношения с усопшим пациентом и его родственниками были нормальными, жизнь врача находилась в опасности. Врача могли предать погребению вместе с пациентом, дабы обеспечить последнего медицинской помощью в потустороннем мире. Иногда таким способом выражали уважение и "искреннюю благодарность" врачу.

На смену язычеству более 1000 лет назад на Русь из Византийской империи, пришло христианство, с его высокими общечеловеческими духовно-нравственными ценностями, среди которых — сострадание и служение ближнему.

Принципы взаимоотношений церкви и медицины изложены во многих положениях Библии.

Отношение общества к врачу определено тем, что испытание болезнью ниспослано свыше и должно возбудить в человеке сознание греха. Именно это и отражено в просительных псалмах. Мольба об исцелении всегда начинается с признания греха — "Нет целого места в плоти моей от гнева Твоего; нет мира в костях моих от грехов моих, ибо беззакония мои превысили голову мою... Смердят, гноятся раны мои от безумия моего" (Пс. 37: 4—6).

Для народа связь Бога с врачом была несомненной. Исцеление понимали, как знамение того, что человек прощен Богом, "ибо Я Господь (Бог твой), целитель твой" (Исх. 15: 26). Случаи же неудачного лечения воспринимались, как наказание за грехи. Понятно, что это наказание исходило не от врача, поэтому претензии к нему не предъявляли.

Авторитет врача в период раннего христианства был чрезвычайно высок. Так, из 2 Книги Паралипоменон (16: 12) известно, что Аса, царь Иудейский, "в болезни своей взыскал не Господа, а врачей". Летописец даже упрекает Асу в том, что тот обратился не к Господу, а только к врачам, чтобы исцелиться от болезни, которая была карой Божией. В Новом Завете апостол Павел называет Луку "врачом возлюбленным" (Кол. 4: 14).

Настоящий гимн медицине содержит 38 глава Книги Премудрости Иисуса, сына Сирахова. "Почитай врача честью по надобности в нем, ибо Господь создал его, и от Вышнего — врачевание, и от царя получает он дар. Знание врача возвысит его голову, и между вельможами он будет в почете. Господь создал из земли врачевства, и благоразумный человек не будет пренебрегать ими... Для того Он (Бог) и дал людям знание, чтобы прославляли Его в чудных делах Его: ими он врачует человека и уничтожает болезнь его. Приготовляющий лекарства делает из них смесь, и занятия его не оканчиваются, и чрез него бывает благо на лице земли. Сын мой! в болезни твоей не будь небрежен, но молись Господу, и Он исцелит тебя. Оставь греховную жизнь и исправь руки твои, и от всякого греха очисти сердце. Вознеси благоухание и из семидала памятную жертву и сделай приношение тучное, как бы уже умирающий; и дай место врачу, ибо и его создал Господь, и да не удаляется он от тебя, ибо он нужен. В иное время и в их руках бывает успех; ибо и они молятся Господу, чтобы Он помог им подать больному облегчение и исцеление к продолжению жизни" (Сир. 38: 1—14).

А уже следующий 15 стих гласит: "Но кто согрешает пред Сотворившим его, да впадет в руки врача!", — это значит, пусть заболеет. В еврейском тексте этот раздел читается еще конкретней. "Кто грешит против Создателя своего, будет надмеваться и над врачом", т.е. грех против врача приравнивался к греху против Бога.

Правовая регламентация врачебной деятельности, в современном понимании этого, в России началась после принятия в 1597 году «Судебника» — первого русского свода законов. В конце XVII века вышел первый в России закон («Боярский приговор»), предусматривавший наказание за врачебные ошибки.

Дальнейшее развитие медицинское право получило при Петре I. Одним из первых указов он заменил Аптекарский приказ Медицинской канцелярией во главе с главным врачем-архиатром и приравнял профессиональные медицинские преступления к уголовным. В военно-морском уставе 1721 года записано: "Ежели лекарь своим небрежением к больному поступит, то яко злотворец наказан будет". Был создан институт судебно-медицинской экспертизы, причем для исследования не только умерших, но и живых лиц. В обязанности врачей-экспертов, в частности, входили и вопросы планирования семьи. Так в 1722 г. был издан указ об освидетельствовании "дураков" для разрешения вступать в брак и установления невменяемости.

Законодательные акты Петра I определяли требования не только к профессиональной деятельности, но и к личным качествам врача: "Следует, чтобы лекарь в докторстве доброе основание и практику имел; трезвым, умеренным и доброхотным отправлять мог". Поскольку Петр I настойчиво "прорубал окно в Европу", то на привилегированном положении были врачи-иностранцы, деятельность которых была практически бесконтрольна. Лишь некоторые из них могли быть высланы из страны.

Единый врачебный закон появился в России лишь в 1857 году и с незначительными частными дополнениями просуществовал вплоть до октября 1917 года. По законам ХIХ века врачи не могли быть привлечены к уголовной ответственности даже при грубых дефектах лечения, повлекших смерть пациента. По ст. 870 "Уложения о наказаниях" (1885): "Когда медицинским начальством будет признано, что врач, оператор, акушер или повивальная бабка по незнанию своего искусства делает явные, более или менее важные в онном ошибки, то им воспрещается практика, доколе они не выдержат нового испытания и не получат свидетельства в надлежащем знании своего дела. Если от неправильного лечения последует кому-либо смерть или важный здоровью вред, то виновный, буде он христианин, передается церковному покаянию по распоряжению своего духовного начальства" (В.Г. Астапенко и соавт., 1982).

Врачебные дела направляли для оценки во врачебные управы или в медицинский совет, которые и решали вопрос о привлечении врача к ответственности. Общей тенденцией того времени было то, что врачевание в силу своей исключительно гуманной направленности не может относиться к уголовно наказуемым деяниям. Вместе с тем во врачебную среду, особенно в земство, уже начиналось проникновение идей "разночинцев" и "народовольцев", не разделявших принципы закрытости для общества врачебного цеха. К счастью для медиков, Манассеины и иже с ними были в явном меньшинстве и погоды, по большому счету, не делали» (7).

Такова история вопроса до 1917 года.

Задумываясь о взаимоотношениях врача и общества в те далекие времена, как никогда соглашаешься с классиком: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь».

Тарского по итогам прошедшего года наказывали за:

1. За неполный охват физиолечением всех лечившихся в отделении (абсурд).

2. За уменьшение средней длительности лечения больных в отделении (начальник госпиталя капитан Алтайский считал, что так быстро вылечить невозможно!!).

Вернемся к менингиту. Инфекционное отделение переполнилось, работало в усиленном режиме. Тарский принял активное участие в лечении, как просил Подгузников, молодой коллега. Помогал катетеризировать вены, определиться с объемом инфузионной терапии. Обошлось, никто не погиб.

Начальник инфекционного отделения испытание выдержал.

Полушубок армейского образца

Стало холодать, уже в октябре закружились снежинки. После юга Тарский ощущал определенный дискомфорт. Между тем, подмораживало все сильнее, мерзли уши. Наступила восточно-сибирская зима, снега немного, мороз в избытке. Офицеры из полков и отрядов надели полушубки. Отличная вещь, кстати, кто носил, тот знает.

Заместитель начальника управления военно-строительных частей по тылу полковник Плюшкин ответил кратко:

— Не положено!

— Холодно, товарищ полковник, мерзну. Могу заболеть. Прошу выдать полушубок.

— Нет. Их и так не хватает. Свободен!

— Есть!

Тарский, не долго думая, отправил рапорт с жалобой на нечуткое отношение к медицинскому составу в столицу нашей Родины город-герой Москву, начальнику Центрального управления военно-строительных частей, с той же просьбой о выдаче полушубка. Ответ пришел быстро (плохие вести быстро передвигаются): полушубками офицерский состав обеспечивается из расчета 50 процентов, только для строевых офицеров.

Нужно было применять нетрадиционные межличностные отношения. Ясно, какие. Вечная российская валюта плюс нахальство. Старшая сестра отделения обеспечила своего начальника 500 мл медицинского спирта. С флаконом в кармане шинели озябший Тарский постучался в дверь кабинета полковника Плюшкина. Проблема быстро была решена.

На вещевом складе, в пустой комнате, на полу навалом лежала груда, выше человеческого роста, полушубков. Тарский обозлился. Толстый, типично складской прапорщик с гадкой улыбкой сказал:

— Выбирайте товарищ майор! Медицину мы уважаем.

— Гады вы, тыловики, враги Советской Армии! Поступит кто из тыла в хирургию — отрежу все выступающие органы! Прав Суворов — вешать вас на оглобле надо!

Сибирский ординатор

Капитан Петр Оладушкин — большой, добродушный человек, знающий, любящий пациента доктор. Он совмещал хирургию с ЛОР, к нему охотно шли лечиться, и лечил он хорошо. Что-то кавказское было в его манере говорить, действовать: говорил громко, горячо, размахивая руками для вящей убедительности.

Никто не видел его жену, сыновей, во всяком случае, они практически не бывали на общих вечеринках. Петр практиковал строгий патриархат…

Тарского забавляла манера Петра выражаться. Он никогда не говорил: «я перевязал больного», а употреблял выражение «перемотал», «замотал». За пять с половиной лет Тарскому так и не удалось приучить его к медицинской терминологии.

Петр всегда оперировал большими величинами. Человек с размахом. Если, например, шел разговор о домашней бражке (а такие разговоры велись), то он скромно встревал и сообщал, что вылил флягу браги. Брага перестояла, дескать.

— Ну его к черту, взял и вылил!

Или:

— Выбросил ведро брусники. Ну его к черту. Скисла!

Строили гаражи. У всех стандарт, шесть на четыре метра. У Петра же 12 на 4.

Петра любили…

Оперируется острый аппендицит. Тарский ассистирует Оладушкину, хирурги ждут, когда пациента усыпят. Правая рука пациента плохо фиксирована, в период возбуждения (фаза наркоза) он начал рукой махать и прочее.

Тарский:

— Петр, прижми руку к операционному столу животом!

Оладушкин прижал. Через минуту Тарский обратил внимание на цвет лица Петра, ставшего багровым, на лбу у него выступил пот.

— В чем дело, товарищ капитан?

— У-у-у-у!!!

— Что у-у-у-у?

— Я-я-я-я!

— Что я-я-я-я?

— Я-я-я-йцооо!

Помогла анестезистка, освободившая зажатое в судорожно сжатой руке пациента яйцо капитана.

Капитан Левша убыл в Холмск-7, а сосед академика Сахарова прибыл в Баянск

Капитан Левша очень тосковал по закрытому городу атомщиков Холмску-7. Часто повторял: после сильного дождя по Холмску пройдешь, не замочив туфли.

Холмск-7 — город (c 1954) в Холмской области. Входит в число закрытых административно-территориальных образований (ЗАТО). Население — 108 500 человек (по переписи 2010 года). Холмск самый большой из закрытых административно-территориальных образований (ЗАТО) системы Минатома РФ. Градообразующим предприятием является Сибирский химический комбинат. 26 марта 1949 года Совет Министров СССР принял решение о создании вблизи г. Холмска комбината по производству высокообогащенного урана-235 и плутония. В 1954 году закрытому городу было присвоено название Северск, однако позже в документах в целях секретности его стали именовать Холмск-7. В народе город называли просто «Почтовый» — из-за того, что строительство комбината носило наименование «Почтовый ящик № 5». В городе самый большой памятник Ильичу. Въезд в город по пропускам, через контрольно-пропускной пункт.

Семья Левшы отличалась хлебосольством и гостеприимством. Катя, его жена, провизор, трудилась в аптеке воинской части. И у нее никогда не убывал запас медицинского спирта, что в условиях сухого закона, объявленного ЦК для блага народа, но, как всегда, невыполнимого, было спасением для очень малой части оного народа. И довольно часто врачи госпиталя собирались в гостеприимной квартире капитана Левшы. И вот эта очень малая часть однажды узнала неприятную весть: капитана Левшу переводят в Холмск-7. Чего он и добивался втайне от начальства.

Проводили Левшу.

На его место прибыл капитан Александр Ермакович из Горького. Случайно первым его встретил Тарский, дежуривший в воскресный день по госпиталю. Позвонил сторож с КПП

— Товарищ майор, тут капитан с чемоданами!

— Да, мы ждем его, пропусти.

В дверях дежурки возник огромный военврач с двумя чемоданами.

— Товарищ майор, капитан Ермакович прибыл для дальнейшего прохождения службы.

— Привет, дорогой! Кидай вещи здесь, и пойдем, покажу временное пристанище, душ.

После душа капитан пригласил дежурного офицера на чай.

Александр окончил институт в Горьком. Работал в ожоговой клинике НИИ травматологии, был призван на военную службу.

— Моим соседом по лестничной площадке был академик Сахаров, сосланный в Горький. Про меня упоминали в радио «Голос Америки»!

Теперь у Тарского были два ординатора очень больших размеров.

Гараж и парагаражные страсти

Сразу за бетонным забором госпиталя откос к безымянной таежной речке. На откосе началось строительство гаражей. Все офицеры госпиталя, в числе иных горожан, приняли самое активное участие в стройке. Майор Тарский недавно приобрел ВАЗ-2105, и гараж был нужен позарез: недавно на платной стоянке у него уже украли крышку бензобака.

На промплощадке под здания забивались бетонные сваи, как фундамент. Излишек сваи отрезался и из этих отрезков строили стенки гаража.

Договорились с автокраном и с КрАЗом.

Мороз, воскресенье. Начальник терапевтического отделения, прозвище Хохол, и Тарский в кабине автокрана, следом идет КрАЗ для перевозки свайных обрубков. Хохол прибыл после ординатуры Военно-медицинской академии, у него фатовские усы, которые являются особым шиком в армии, и имеют название «смерть блядям и шпионам», он коренаст, крепок — сибиряк. Неунывающий весельчак, выпивоха и ходок по бабам.

Приехали к громадному котловану, в котловане торчали уже вбитые сваи, как стволы деревьев после артобстрела — без веток. На одинаковом уровне от земли сваи обрезаны перфоратором, электросваркой рассечена арматура, но большинство обрубков не упали, а просто стоят.

Надо их свалить, затем погрузить в КрАЗ. Тарский спустился в котлован, Хохол забрался в кузов самосвала. Крановщик Петя установил кран, развернул стрелу в котлован. Однако, при подъеме лежавшего обрубка сваи он, развернувшись в воздухе, задел стоявший обрубок. Тот повалился на соседний и дальше, по принципу «домино». Тарский рванул в сторону от падающих свай и рухнул в яму, затаился. Стоял веселый грохот, выл мотор автокрана.

Внезапно стало тихо. Амир осторожно выбрался из окопа, огляделся. Крановщик Петя сидел на краю котлована, охватив голову руками, качаясь из стороны в сторону. Хохол, выпучив глаза, торчал в кузове самосвала. Все были живы.

…Гаражи благополучно построили.

Предисловие, прологЭтюд первыйЭтюд второйЭтюд третийЭтюд четвертый • Этюд пятый • Этюд шестой

1. «Чаепитие», «вынос тела» — проводы офицера в отпуск, к новому месту службы (сленг).

2. Е. Евтушенко, из поэмы «Станция Зима».

3. В романе «Война и мир» Л. Толстой пишет «ушел по французски, не попрощавшись». Граф Толстой хорошо знал обычаи французов, да и англичан тоже.

4. Название должности врача отделения госпиталя. Для получения звания майор придумана приставка «старший».

5. Выдающийся британский анестезиолог сэр Роберт Рейнольд Макинтош (SirRobertReynoldMacintosh, (1897–1989).

6. Заместитель начальника госпиталя по медицинской части.

7. Бобров О.Е. Медицина и общество: от древней Руси до октябрьского переворота (исторический очерк о взаимоотношениях врача и общества), лекция. КМАПО им. П.Л. Шупика.

Опубликовано на основе материалов, присланных автором книги, Альфридом Изатулиным.


Яндекс.Метрика free counters