"Татарская эмиграция в Японии"

Вступление

Идея подготовки этой книги была подсказана господином Тамимдаром Мухитом, экс-президентом Исламского центра Японии еще в 1996 году во время моей поездки в город Токио.

После возвращения в Татарстан, у меня по этому поводу были встречи с рядом журналистов, на которых обсуждался вопрос литературной обработки имеющихся источников с целью издания книги. К большому сожалению, в силу разных причин инициатива не имела продолжения.

Не скрою, что с большими сомнениями я решил эту работу взять на себя, понимая при этом всю ответственность использования источников из частных архивов, привлечения воспоминаний эмигрантов, что требовало поэтому предельно корректного отношения.

В подготовленном тексте цитируются выдержки из писем госпожи Саймы Касим (Тайсиной), хранящиеся в частных архивах моих близких родственников - Раисы Апкиной (Тайсиной), Инсии Тайсиной, моей мамы Рауфы Адутовой (Тайсиной), проживающих в Пермской области, Рената Апкина из города Казань. Они, а до них старшие родственники, в условиях всеобъемлющего контроля, осмеливались поддерживать, совершенно не поощряемые государством контакты с родственниками, проживающими за границей.

С их общего, с благодарностью принятого мной согласия, письма и фотографии, хранящиеся у них, были переданы мне.

В тексте процитированы также письма госпожи Рамзии Лаиш из города Стамбул, госпожи Сании Аги из города Анкара, господина Ягафара Лаиш из города Измир в Республике Турция, госпожи Нафисы Минай из города Сан-Франциско в США.

Также были использованы воспоминания госпожи Раузы Мифтахетдин (г.Иокогама, Япония), госпожи Разии Лейнхард (город Сан-Матео, штат Калифорния, США), господина Тахира Бичури (город Стамбул, Республика Турция), господина Сагита Садри (штат Аделаида, Австралийский Союз).

Необходимо отметить реальную поддержку, оказанную в этом проекте моими друзьями из общества Интернет Республики Татарстан: Олегом Гайсиным и Юрием Бабаловым и журналистами Юсуфом Жимангуловым и Зубаиром Мифтаховым.

С признательностью отмечаю, что при подготовке данного издания мною были использованы многочисленные источники, основу которых составили письма господина Тамимдара Мухита за 1977-2000 годы, цитируемые мной с его любезного согласия.

Советы хаджи Тамимдара, информация, представленная им, позволили осветить ранее не публиковавшиеся факты из жизни тех мусульман Поволжья, которые в результате кровопролитной гражданской войны в России в начале прошлого века волей судьбы оказались на Японских островах.

Рафаэль АДУТОВ

г. Набережные Челны Республики Татарстан.

февраль 2001 г.

Встреча

Более 20 лет назад (в 1977 году), когда из надежных источников я узнал о формировании в Татарстане группы молодежи для поездки в Японию по линии Комитета молодежных организаций СССР, все мои хлопоты по данному поводу закончились включением меня в состав группы.

Мой интерес к этой далекой стране не был случаен. По многочисленным рассказам близких родственников я знал, что в Японии проживает госпожа Сайма Касим, родная сестра моего деда со стороны матери.

Группа же, как оказалось, была чуть ли не первой в СССР, посещающая Японию после второй мировой войны. Значит, при поездке могли возникнуть различные непредвиденные ситуации. Об этом и многом другом нам разъясняли при оформлении, как и полагалось в те годы, выездных документов в Казани и позже в Москве.

Непосредственно перед отъездом в группе по традиции тех лет, кроме официальных руководителей, были избраны комсорг, староста и кто-то еще, кто по своим морально-политическим качествам соответствовал установленным требованиям.

В наши дни, спустя много лет, это кажется странным, но тогда все происходившее воспринималось как вполне нормальное явление. Подобное было везде вокруг нас и вроде бы существовало всегда, превратившись в норму поведения, нарушать требования которой было просто неприличным.

... Любое дело, начавшись с первого шага, когда-то близится к концу. Так произошло и здесь. Мы в Московском международном аэропорту Шереметьево-2, где запомнились изнурительные многочасовые процедуры паспортного и таможенного контроля, с пониманием воспринимаемые всеми как очередной акт заботы государства о нас. Наконец, под строгими взглядами всех руководителей (они своей карьерой отвечают за поведение каждого в группе) располагаемся в салоне самолета.

Предстоит длительный перелет на Дальний Восток, в Японию.

Что я тогда знал о ней?

Пожалуй, немногое и в виде каких-то смутных образов коварных якудза, отрезающих пальцы и головы друг-другу, сосредоточенных самураев - любимым развлечением которых было разрубание грудных младенцев на части с помощью блестящего родового меча, сакэ и прочего вздора, не имеющего ничего общего, как потом выяснилось, с действительностью.

Приглушенный голос стюардессы сообщает, что самолет совершает посадку в аэропорту Ханэда города Токио и просит всех пассажиров самолета оставаться на своих местах.

Уже в здании аэропорта, как-то быстро, в отличие от Москвы, пройдя все формальности, обязательные при пересечении границы, размещаемся в автобусе, который с большой скоростью несется в сторону мегаполиса.

Гид, сопровождающий группу, обращает наше внимание на достопримечательности города, предлагая посмотреть налево и направо. Нам же спустя какое-то время становится ясно, что из объяснений понять определенное что-либо невозможно. Тут же выясняется почему. Оказывается, гид путала левое и правое.

Через пару часов подъезжаем к зданию гостиницы, верхние этажи которой скрыты в густом тумане. Здесь нам предстоит прожить несколько дней.

Уже после размещения мы получаем приглашение посетить ресторан, в котором наши громкие голоса, грохот стульев привлекают к нам общее внимание посетителей: вижу, как от неожиданности вздрагивают пожилые японцы.

Вежливый официант с поклоном расставляет перед нами тарелки с едой, как мы думаем. Но к еде никто приступать не решается. Смущает ее внешний вид - на тарелке лежит что-то ни на что не похожее. Вроде как сосиска в целлофане, но абсолютно белая и в мелких белых квадратиках, которая на ощупь, незаметно для окружающих, обжигает пальцы. Видно, как от нее идет пар.

Один из руководителей, как и полагается самый решительный, приступает к еде и начинает "это" резать. Но "это" не режется, несмотря на ни какие усилия.

Несколько японцев, сидящих рядом, дружно хохочут: оказывается, была попытка разрезать и съесть осибори, горячее и влажное полотенце, используемое вместо салфетки.

Так начался первый день нашего нахождения в Японии. Чуть позже в этот же вечер прошу переводчицу связаться с родственниками по имеющемуся у меня адресу. С ее любезного содействия туда уходит телеграмма. Поздно вечером в номере гостиницы раздается телефонный звонок.

Нежный женский голос произносит слова на японском, английском, турецком языках. В ответ мой совершенно невнятный английский. Слышны сокрушенные интонации невидимой собеседницы. И вдруг на мое по-татарски "здравствуйте" я слышу по-татарски: "Здравствуйте, вы кто будете?"

Так начался взволнованный диалог и произошедшая на следующий день встреча, которые впоследствии потянули за собой целую вереницу событий, всколыхнувших сердца большого количества людей в самых разных краях.

Двоюродная сестра мамы госпожа Салиса Мухит (Касим), а это был ее голос, сообщила мне, что утром следующего дня она собирается приехать в гостиницу на встречу со мной. В назначенное время, находясь в холле гостиницы на первом этаже, вижу, с улицы заходят две женщины и мужчина, на вид явно не японцы.

Оглядываются и, замечая меня, подходят. Я протягиваю им рекомендательное письмо моей бабушки Лутфикарам абыстай.

Много лет спустя господин Тамимдар Мухит, вспоминая этот эпизод, рассказывал, что тогда они с большими сомнениями решились пойти на встречу, от которой его отговаривали многие...

В тот день после небольшой экскурсии по городу и поездки в город Камакура, уже поздним вечером, мы подъехали к дому родственников, где к моему удивлению нас ждал традиционный татарский ужин. Вроде бы и не уезжал из Татарстана - но в углу комнаты - большая кукла в кимоно и с зонтиком, столик с лаковой миниатюрой, люстра, слегка покачивающаяся от подземных толчков.

Взволнованная Сайма апа, несмотря на свой преклонный возраст, ни на шаг не отходила от меня. Тепло ее ладоней я до сих пор чувствую на своих руках.

Ее можно было понять - ведь я был в тот вечер частицей той далекой родины, которую она оставила много лет назад. Мой приезд стал для всех них воплощением давних их стремлений и мечты побывать на земле своих предков, где остались близкие им люди, воспоминания. Общаясь со мной, они как бы общались с родной землей, оставленной ими когда-то не по доброй воле.

Как же все это происходило?..

Бегство

Революции 1917 года, гражданская война, развязанная большевиками в 1918-1919 годах, привели в движение огромное количество людей, которые с оружием в руках, с небывалым ожесточением боролись друг с другом за свои представления о будущем империи. В борьбе за власть жестокость, насилие и террор доходили в России, где традиционно человеческая жизнь ни во что не ставилась, до своих крайних пределов.

Потерпевшая поражение на Урале армия адмирала Колчака отступала на восток, в бескрайние просторы Сибири, увлекая при этом и гражданское население.

Как мне стало известно, отец господина Тамимдара Мухита-хаджи Нажметдин, бежал из деревни Салагаш Казанской губернии летом 1919 года.

Вместе со своими близкими он проселочными дорогами пробирался на северо-восток к городу Перми, где в те годы находилась ставка адмирала Колчака. Откуда, несмотря на опасности пути, им удалось добраться до города Иркутска в Сибири. Там попутчик хаджи Нажметдина - Гимадетдин бабай, после смерти своего старшего сына решил вернуться обратно в Салагаш, а хаджи Нажметдин продолжил свой путь на восток, который летом 1921 года закончился в Маньчжу-Го, в городе Харбине.

Из письма господина Тамимдара Мухита (Токио, 27.11.2000):

"...из Салагаша уехали: отец, мать, старший брат Минлишаих, старшие сестры Роза и Зулейха, я. С нами были дед со стороны мамы - хаджи Гимадетдин бабай с семьей и старший брат мамы, его жена (имен не помню), две дочери - Гюльбистан, и Гюльчехвар (Гюльбистан Ямалиева и ее сестра Гюльчехвар живут в Агрызе, сын Гюльбистан, если помнишь, доктор Раиф Ямалиев работает в министерстве здравоохранения Татарстана). В городе Иркутске, после смерти старшего брата мамы, Гимадетдин бабай со всей семьей уехал обратно в Салагаш. Мы же, продолжив путь, в 1921 году приехали в Харбин. "

Муж госпожи Саймы Касим - господин Мулламухаммат Касим был представителем семьи крупных торговцев и землевладельцев в Пермской губернии на Урале. Он в 1918 году имел все основания для беспокойства о своей личной безопасности. Возвращаясь из торговой поездки в Китай и находясь в дороге, он получил телеграмму, в которой сообщалось, что пути перекрыты и ему не советуют возвращаться в Пермь.

Потеряв весь приобретенный в Китае шелк, не имея средств к существованию (все деньги были вложены в потерянный товар) и лишенный возможности вернуться, господин М. Касим остается в городе Чита, где, устроившись работать и накопив денег, он вместе со многими беженцами, примкнувшими к армии Колчака, в конце концов оказывается в городе Харбине.

Из письма госпожи Рамзии Лаиш (Стамбул. Декабрь 2000 г.):

"...Отец был богатым торговцем... Возвращаясь из Китая, где приобрел партию шелка, он получил телеграмму из Перми, где сообщалось, что пути перекрыты и ему не советуют возвращаться. Это произошло в городе Чита... "

В 1921 году в Маньчжу-Го скопилось большое количество беженцев из России.

Кроме названных, в Харбине оказались также - Абдулхай Курбангали, Агафур, Апанай, Минай, Мифтахитдин, Алтынбай, Халиулла, Агиш, Мороз, Вахаб, Калимулла, Утуш, Апакай, Кильки, Сафа, Г.Адутов, Габдрашит. У каждого из них своя трагическая судьба.

Для оставшихся же в России окончание гражданской войны означало жизнь в условиях военного коммунизма, активно проводимого новыми властями уже Советской России и сопровождавшегося страшным голодом.

Из письма госпожи Рамзии Лаиш (Стамбул, декабрь 2000 г.):

"...мой дед Фаткулла, когда коммунисты пришли к власти, был арестован и сослан властями в Сибирь... Мой отец в это время, оказывается, был в Японии... У деда был большой... дом, окруженный садом... Там жили... и мы... Когда пришли войска коммунистов, нас, угрожая оружием, ограбив, выгнали на улицу. Из дома сделали клуб... Мама (взяв нас) пешком ушла в деревню... Во время голода 1921 года жили там... Многие, убивая друг друга, стали людоедами... Наши родственники своими стараниями добывали еду. Едой очень помогала Америка. В деревне мы пробыли до 1924 года."

Из письма госпожи Нафисы Минай (Сан-Франциско, 3.04.1992):

"... семья моего отца имела ранчо в 150 милях от Оренбурга в Башкирии. Коммунисты забрали дом, и думаю, использовали как штаб Красной Армии."

Маньчжу-Го

Многие соотечественники стали эмигрантами не по своей воле. Известно, что в начале XX века царская администрация с целью поощрения освоения окраинных земель Российской Империи предоставляла серьезные льготы переселенцам. В 1897-1900 годах многие семьи татар и башкир переселились на Дальний Восток, где принимали участие при строительстве Китайской восточной железной дороги (КВЖД) в Маньчжу-Го. Часть из них после окончания строительства осталась там же для ее обслуживания и проживала на станциях, расположенных через каждые 50 км. Хотя точное число их неизвестно, можно предположить, что их было немало. Когда в 1919 году перестали ходить поезда по северной ветке КВЖД (от станции Маньчжурия в Забайкалье до города Харбина), жители станции и обслуживающий персонал начали перемещаться в центральные и южные районы Маньчжу-Го: в города Харбин, Чань-Чунь, Мудадзянь и другие.

Военная администрация Квантунской армии и власти Маньчжу-Го не чинили препятствий жизни эмигрантов из России, среди которых большой по численности была колония татар и башкир из Поволжья и Урала.

Самоорганизовавшись на принципах общественного самоуправления, они были объединены рядом общественных организаций, действовавших на конфессиональной, этнической и профессиональной основах.

Их функционирование создавало возможности для поддержания традиционного образа жизни и способствовало сохранению языка, культуры, национального самосознания.

Наиболее устойчивой из них, как показало время, являлась махалля "Исламия". Ее отделения действовали в Маньчжу-Го, Китае, Корее и Японии. Организатором и идеологом ее был Абдельхай Курбангали.

Вновь прибывшие на Дальний Восток эмигранты с помощью своих земляков, уже проживающих в этих краях, находят свое место в чужой стране. (Среди них были, кроме татар и башкир, также и азербайджанцы, узбеки. Но преобладание казанских татар привело к использованию татарского языка в качестве языка межнационального общения в среде беженцев-мусульман.)

Мы знаем, например, что Мулламухаммат Касим какое-то время работал сторожем на одной из химических фабрик Харбина, а Нажметдин Мухит имел небольшую лавку, где его семья (в том числе его дочь Рауза Мифтахетдин) торговала хозяйственными мелочами.

Похищение людей с целью выкупа в Маньчжу-Го не было чем-то необычным. Многие, преступные группы, в том числе хунхузы традиционно занимались выкрадыванием состоятельных горожан, но в 1920-х годах этот "промысел" приобрел другой оттенок: стали исчезать лидеры российской эмиграции в Харбине и других городах Маньчжу-Го.

Рассказывая о событиях тех лет, собеседники в один голос утверждали, что физическое уничтожение лидеров эмиграции совершалось последовательно, целеустремленно и с большим профессионализмом.

Господин Тахир Бичури, очевидец событий тех лет, рассказывал мне о том, как после одного из таких исчезновений активиста татарская общественность обратилась за содействием в его поисках к властям Маньчжу-Го.

Расследование тайной полиции выяснило, что исчезнувший был похищен хунхузами, один из которых после его ареста властями и последующего допроса показал, что похищенный был тайно привезен ими в здание консульства Советской России в городе Харбине. Созданная под давлением общественности комиссия, обыскав здание консульства от чердака до подвала, никого не нашла. Господин Т. Бичури, член этой комиссии, рассказывал, что его тогда удивило наличие в подвалах здания большого количества соляной кислоты в стеклянных бутылях: их наличие было объяснено контрактом, заключенным торговым представительством, которое находилось в этом же здании. Был показан и сам контракт, который был подтвержден владельцем химической фабрики. Лишь через несколько лет выяснилось, что захваченных людей после убийства растворяли в кислоте и сливали в городскую канализацию.

Отголоски событий тех лет наблюдаются и в наши дни. Многие эмигранты, и не только, весьма болезненно воспринимали любой, даже самый простой вопрос. Ужас на лице очаровательной японки, когда ей сказали, что перед ней человек из СССР, помнится до сих пор.

Харбин

Думаю, город Харбин наших дней своими окраинами не сильно отличается от того, каким он был лет 60-70 назад. Хотя его центр, застроенный современными многоэтажными домами, сверкающими зданиями банков и супермаркетами, - великолепен. Но стоит отойти на шаг - как начинаются бесчисленные улицы, застроенные небольшими домами, которые - кажется, рассыплются, если нечаянно прислониться к ним. Так же, как и в прошлом, многочисленные рикши развозят людей и бранятся из-за клиентов, бесчисленные лавки - где можно разглядеть еду на любой вкус, и нерегулируемые перекрестки, где идет движение по всем четырем направлениям одновременно.

Такую картину я застал летом 1992 года, когда приехал сюда по вызову одной китайской экспортной компании.

Помню, в городе Хабаровске у нас были большие трудности с приобретением билетов на самолет в Харбин. И получилось так, что мы случайно прилетели на два дня раньше срока, обговоренного с китайскими партнерами. Естественно, в аэропорту нас не встретили. Впрочем, нам это не помешало взять такси за 40 долларов и, самостоятельно добравшись до города, найти требуемое нам место (улица Феньдо-Олу 12). Место потому, что нужного дома попросту не было, стояли дома 10 и 14, а 12 - вместо него был котлован. Получалось, что мы с этой ямой переписывались целый год, писали сюда письма, отсюда к нам приходили ответы. Эта яма пригласила приехать сюда и даже хотела встретить... С изумлением разглядывая огромный котлован, не зная, как поступить, я решил самостоятельно поселиться в гостинице. Откуда в этот же день уже вечером позвонил в город Токио, хаджи Тамимдару.

Хорошо помню его совет: если встать спиной к железнодорожному вокзалу КВЖД (это огромное красного кирпича здание сохранилось) и посмотреть направо - то видны три улицы, радиально отходящие от вокзала. Средняя из них - бывшая улица Артиллерийская. Где недалеко от вокзала (минут 5 ходьбы) находился когда-то татарский клуб. Также была найдена татарская мечеть, выстроенная в 1935 году. (Фотографии мечети приводятся в этой книге).

Несколько позже, находясь уже в салоне улетавшего самолета, я понял, в Китае, в отличие от России, не разрешают свободно расхаживать непонятно с какими делами непонятно откуда взявшимся иностранцам. На четвертый день, сопровождавший нас переводчик, ласково улыбаясь, объявил, что по нас соскучились в России, где с нетерпением ждут жены и дети. Поэтому нам необходимо уехать. Прямо сейчас. Немедленно. На мои слабые заверения, что жена только радуется тому, что я нахожусь в Китае, и, вообще, мне хочется еще в Пекине побывать... Улыбка сопровождающего китайца стала еще шире и ласковей, а голос - мягче: "Что вы, что вы, товарищ Лу Синь, мы и билет вам перерегистрировали, и машина уже у гостиницы".

До середины 1930-х годов эмигранты жили упорной надеждой возвращения в Россию, но постепенно она отступала и окончательно ушла после принятия Советской Россией сталинской конституции 1936 года. К этому времени стало ясно, что в Маньчжу-Го оставаться опасно. Под давлением обстоятельств у эмигрантов начинает укрепляться мысль о необходимости отъезда из Маньчжу-Го.

Часть эмигрантов, поддавшись агитации, принимает решение вернуться в Россию. Известен такой факт: несколько татарских семей решают репатриироваться в город Хабаровск. Предварительно договорившись с оставшимися в городе Харбине, что по приезду в Россию они пришлют им письмо с фотографией, на которой, если все будет хорошо, они будут стоять, а если плохо - сидеть. На присланной фотографии они были сняты лежа. Дальнейшая их судьба неизвестна.

Многих эмигрантов этот факт заставил задуматься о целесообразности возвращения в Россию.

Другая часть эмигрантов решает остаться в Китае, где многие из них после прихода к власти коммунистов долгие годы провели в тюрьмах. Мы, например, знаем, что господин Сагит Садри провел в различных тюрьмах Китая восемь лет, его родной брат был в заключении двадцать лет. Оставшиеся в живых впоследствии эмигрировали в Австралию и Турцию.

Третья часть эмигрантов выезжает в Корею, бывшую в те годы под контролем японской военной администрации. В некоторых ее городах образуются диаспоры наших соотечественников, понемногу перемещающихся в Японию.

Япония

Япония являлась однонациональной страной и в течение столетий была закрыта для иностранцев. Лишь в конце XIX века после бомбардировок ряда ее портов американскими дредноутами, страна открыла свои границы. Японцы, в основной своей массе никогда не видевшие иностранцев, удивлялись высоким по сравнению с ними татарам, их необычному внешнему виду, поведению.

Всеобщее изумление вызывал вид одетого в халат коробейника-татарина на велосипеде, въезжавшего в японскую деревню и тотчас окружаемого толпой ее жителей.

В Японии количество мусульман из России в 1920-х годах составляло около 400-500 человек, а в 1930-е годы оно увеличивается до 5-6 тысяч . Мусульмане проживают в городах Токио, Иокогама, Осака, Киото, Кобэ, Нагоя, Кавасаки, В каждом из них действует отделение махалли "Исламия" ("Исламия Токио", "Исламия Кобэ" и т.д.).

Было учреждено и Духовное управление мусульман Японии, ее первым председателем был Ибрагим хазрат Абдрашит. Среди его отделений наиболее крупным и активным являлось отделение "Исламия Токио", официальное учреждение которого состоялось в 1924 году. Имами его поочередно были:

Абдельхай Курбангали (в 1924-1938 гг.);

Абдулрашит Ибрагим Кади (в 1938-1944 гг.);

Мухамметамин Ислами (в 1944-1951 гг.);

Шарифулла Мифтахетдин (в 1951-1967 гг.);

Гайнан Сафа (в 1967-1984 гг.).

После отъезда Мухамметамина Ислами в Египет, старшим имамом стал Шарифулла Мифтахетдин, бывший в 1924-1951 годах заместителем имама Токийской мечети. С 1933 года по январь 1967 года обязанности муэдзина исполнял Гайнан Сафа, ставший имамом после смерти Шарифуллы Мифтахетдина в 1967 году. Обязанности имама Гайнан Сафа исполнял до самой смерти в 1984 году. После него имамов-татар не было.

Получение обществом прав юридического лица, зарегистрированного властями Японии, давало возможность официального обращения в государственные учреждения, которые, как правило, удовлетворялись. Так, например, были отведены с соблюдением всех формальностей земельные участки под строительство мечети, медресе и под мусульманское кладбище в городах Токио, Кобэ, Нагоя. Токийская мечеть, выстроенная в 1938 году, простояла 48 лет.

В 1985 году после одного из землетрясений рухнули ее стены, в 1986 году она была окончательно разобрана.

Из письма хаджи Тамимдара (Токио, 27.11.2000):

"...В июне 1986 года было принято решение о строительстве новой мечети, финансировать строительство которой дали слово ряд посольств исламских государств в Японии. Но из-за начавшегося экономического кризиса... не смогли его сдержать. Лишь поддержка президента Турции господина Сулеймана Демиреля во время его официального визита в Японию в июне 1996 года позволила начать строительство новой мечети в марте 1998 года и закончить его 30 июня 2000 года".

А еше раньше, в 1927 году на этом участке было построено и двухэтажное здание медресе "Исламия".

Из письма госпожи Рамзии Лаиш (Стамбул, 12.2000):

"...Уже после нашего приезда в Японию в декабре 1924 года в 1925 году родилась Салиса... Нашими соседями были пожилые японцы, они ее очень любили. Салиса... росла, общаясь с ними... Мама, посоветовавшись с отцом, начала искать татар по городу. И нашли хаджи Агрыза, он оказался из Перми... Они встретились с большой радостью и начали искать татар для того, чтобы открыть школу. Постепенно нашли четыре семьи. Вначале ходили пять учеников... Учили Курбангали, мама (Сайма Касим)... потом присоединилась Рабига апа, до этого она преподавала в гимназии в Харбине... Постепенно... услышав о школе со всех сторон начали собираться татары и дети уже не вмещались в комнату... Усилиями общины (татар) было собрано много денег и построена школа. "

Из юбилейного альбома, посвященного открытию медресе "Исламия" в городе Токио:

"...в 1927 году во время празднования Курбан-байрама между участниками собрания махалли состоялся разговор о необходимости открытия национальной религиозной школы. По этому поводу было обращение имама Абдельхай хазрата Курбангали к властям Японии. В этот же год 2 октября с разрешения властей школа была открыта и начато обучение по программе начальной школы, по религиозной и национальной тематике. "

Мечеть в Нагоя (Япония)Активистами махалли "Исламия" были также построены мечети и медресе при них в городах Нагоя и Кобэ. Деревянная мeчеть в городе Нагоя сгорела во время бойны, земля - собственность махалли "Исламия Нагоя" - была продана. После того как наши соотечественники в годы войны решением властей были переселены из города Нагоя в город Кобэ, средства, вырученные от продажи, были переданы махалле "Исламия Кобэ".

Мечеть города Кобэ, построенная в 1935 году, сохранилась до наших дней.

Из письма госпожи Рамзии Лаиш (Стамбул, 12.2000):

"...Даже после бомбежек мечеть осталась целой. Хотя вокруг ничего не осталось. Половина мечети была школой, она сгорела, а мечеть осталась..."

...После выполнения требований Императорского закона Японии об образовании в 1937 году 5 декабря Токийское медресе "Исламия" было включено в реестр государственных школ Японии и стало пользоваться всеми правами, предоставленными государственным школам".

До наших дней сохранилось несколько учебников, которыми пользовались преподаватели этой школы, в частности, азбука татарского языка, написанная в Корее и изданная в типографии махалли "Исламия Токио".

Махалля "Исламия" была взята под высокое покровительство многих видных государственных и общественных деятелей Японии. В связи с этим необходимо отметить особую роль в поддержке махалли "Исламия" старейшины японской нации господина Тоойяма.

Война

В условиях войны наши соотечественники вместе с японским народом также испытывали большие лишения. Хотя ни один из членов махалли "Исламия" не погиб во время войны, дома многих15 из них сгорели во время пожаров, возникших после многочисленных бомбардировок. Проживая в разных городах Японии и не имея возможности продвигаться по стране, они в течение длительного времени не представляли судьбу друг друга.

Уже в конце войны, летом 1945 года, начались массированные бомбардировки японских городов, совершаемые тысячами американских летающих крепостей. Налеты сопровождались большими разрушениями и пожарами, бесчисленными жертвами среди гражданского населения.

Описывая одну из таких бомбардировок, госпожа Разия Лейнхардт рассказывала мне, как американские самолеты, их в этот день было особенно много, начали бомбить Токио. От грохота взрывов и обрушивающихся зданий люди не слышали собственных криков. Все вокруг горело. Охваченные страхом, жители Токио метались в поисках спасения, и, разглядев безопасное, тихое место между двух полос огня, взрывов и разрушений, обезумевшее, охваченное паникой население ринулось туда. Именно на этот район и был нанесен основной бомбовый удар. Разрушенные улицы были завалены телами тысяч погибших. Почти все, кто там находились, погибли. Среди немногих оставшихся в живых была и госпожа Разия Лейнхардт, она, рассказывая об этом, не могла сдержать слез. Токио тех лет представляло собой огромные руины, протянувшиеся на многие десятки километров.

Среди немногих сохранившихся зданий - здание татарской мечети и медресе "Исламия". После окончания войны наши соотечественники постепенно возобновляют прерванные войной связи.

И трудности войны явились как бы испытанием на прочность сплоченности наших соотечественников. Все, кто в результате бомбардировок и пожаров лишился крова и имущества, нашли приют у своих земляков, чьи дома сохранились.

Из письма госпожа Р. Лаиш (Стамбул, декабрь 2000 г.):

"... Салиса вышла замуж за Тамимдара в марте 1945 года. Во время войны письма не ходили, телефонов не было. На свадьбу не смогли приехать, я в это время жила в Кобэ (Ашраф сейчас смеется: кто, говорит, замуж выходит во время войны), но родители (сказали) "если мы умрем, пусть около Салисы будет супруг" и позаботились о Салисе. Не было еды, света, были перерывы с водой. Были очень тяжелые времена... мы жили в городе Кобэ... в апреле 1945 года родилась Ашраф, больница, в которой я лежала, во время бомбежки взлетела на воздух от американской бомбы. Но я с ребенком успела выбежать. Упала бомба (с напалмом). Как мы живы остались... из-за отсутствия еды все мы были как живые трупы... "

Часть соотечественников после ввода в Японию американской оккупационной армии в 1945-1950 годах переселяются в различные города США: Сан-Франциско, Лос-Анджелес, Сан-Матео, Бирмингейм, Нью-Йорк и другие.

Многие татары, получив в 1953 году стараниями активистов махалли "Исламия" гражданство республики Турция, переезжают в ее различные города.

Лишь небольшая часть когда-то большой колонии мусульман, эмигрантов из России, принимают решение остаться в Японии. В числе оставшихся были хаджи Тамимдар и г-жа Салиса Мухит, г-жа Камария Касим. В 1945 году г. Т.Мухит строит в Токио новый дом.

Из писем госпожи Саймы Касим (Токио. 19.04.73.):

"...наших здесь (в Японии) очень мало осталось. Большинство умерли, оставшиеся уехали кто в Америку, кто в Турцию."

Община мусульман из России сохранилась в Японии и в наши дни, объединяя татар и башкир в тюркской ассоциации города Токио. Ее председателями поочередно с 1970 годов избираются Тамимдар Мухит и Анвар Апанай, а секретарями Габдулмеуля Халиулла и Расим Вахаб. Являясь первыми представителями народов, исповедующих ислам, с разрешения государства поселившихся на Японских островах, татары и башкиры вели миссионерскую деятельность.

В настоящее время в Японии насчитывается около 60 тысяч японцев, исповедующих ислам. Имя уже покойного председателя духовного управления мусульман Японии - профессора Абдулкарима Сайто, было известно во всем исламском мире.

Из 7 директоров Исламского центра Японии четверо - японцы.

Подпись хаджи Тамимдара, вице-президента Исламского центра, имеет официальный характер и признается во всех префектурах Японии, являясь основанием для выдачи вида на жительство.

В 1977 году

С большим сожалением выслушиваю решительного руководителя группы, запрещающего мне остаться в Токио, в то время как группа отправляется в поездку по стране.

В соответствии с программой нам предстоит посетить ряд городов острова Хонсю, среди которых город Хиросима - несомненно, самый (для нас) известный.

В центре города среди огромного парка с бесчисленным множеством цветов - разрушенные ядерным взрывом остовы здания городского самоуправления.

Неподалеку - музей атомной бомбардировки, на одной из диорам которой с невероятной достоверностью изображена группа мужчин и женщин в первые минуты после ядерного взрыва: среди бесчисленных, до линии горизонта, руин они идут в никуда, с мольбой к кому-то устремляя лица с выжженными глазами. Где-то вдалеке слышен скорбный звон колокола...

После посещений городов Осака и Киото группа вновь возвращается в мегаполис Токио, где в первый же день меня вновь ожидает встреча с господином Т.Мухитом.

Поздним вечером мы с ним подъезжаем к татарской мечети в районе Шибуйя-Ку города Токио. Уже в мечети преклонных лет слепой старик с длинной седой бородой, в ответ на слова хаджи Тамимдара, сказавшего, что перед ними стоит гость из Татарстана, спросил меня: "Как там Казань? Стоит ли еще?!". Услышав мое "да", долго и навзрыд плакал, обняв меня трясущимися от волнения руками. Это был Гайнан Сафа, долгие годы работавший здесь муэдзином, а затем имамом.

Нельзя забыть встречу с родным братом атамана Семенова, высоким, с офицерской выправкой седым стариком. Задавая вежливые вопросы, он рассматривал меня твердым взглядом широко расставленных голубых глаз.

Уже перед отъездом группы в СССР господин Мухит обратился ко мне с просьбой оказать содействие в поисках его родственников в России, пояснив при этом, что они могут проживать в небольшом татарском ауле Салагаш, расположенным в нескольких километрах от пристани Пьяный Бор на правом берегу Камы, в Татарстане.

Салагаш

Возвратившись в Челны, летом 1977 года, я, как и обещал хаджи Тамимдару, направился в Агрызский район. Был прекрасный летний день, когда у подножия заросшего лесом холма показалась небольшая деревушка с речкой, протекавшей через нее. В ауле нас встретили пустые улицы, лишь иногда в окнах мелькали лица пожилых женщин и детей, с любопытством выглядывавших на звук проезжающей машины.

После недолгих поисков, разглядев небольшую группу стариков, о чем-то мирно беседующих в тени забора, подъехал к ним. Они и проводили меня к местному аксакалу - Миннеахмату Беркутову.

Высокий, худой, с глазами слегка навыкате, с длинными седыми усами, он выглядел оригинально.

"Конечно, конечно, - сказал он. - Я очень хорошо знаю и помню хаджи Нажметдина, его супругу Шамсенису и их дочь Розу".

Дед настолько разволновался, что ни о чем другом и не говорил. Именно он привел меня к семье Тукаевых, давних жителей деревни и, по словам аксакала, близких родственников господина Мухита.

У встретившей нас Халима апа Тукаевой поднятые брови над широко открытыми изумленными глазами так и не опустились, когда она и ее притихшие внуки молча слушали привезенную из Японии магнитофонную запись, на которой далекий голос говорил о себе: "Я хаджи Тамимдар, сын хаджи Нажметдина, посылаю привет из Токио моим родственникам в Татарстане..."

Происшедшие события так заинтересовали Миннеахмат бабая, что он несколько раз приезжал ко мне в Набережные Челны. Собирался написать письмо в Японию. И, по-моему, даже написал. Хорошо помня хаджи Нажметдина, он рассказал обстоятельства его ночного бегства незадолго до прихода в деревню отряда красных во второй половине августа 1919 года.

Остался в памяти последний разговор с ним: Миннеахмат бабай долгие годы искал, пытался найти золото, которое перед своим бегством якобы закопал в землю Нажметдин бай.

Вскоре после этого разговора бабай, простыв, сильно заболел и умер, так и не найдя клада, который он искал в течение всей своей жизни.

Так начались поиски родственников эмигрантов, судьбой закинутых на Дальний Восток 58 лет назад.

Оставив Тукаевым адрес господина Мухита, я сообщил об этой поездке в Японию. В свое время между ними началась переписка.

К сожалению, ничего не удалось узнать о судьбе Минлишаиха, старшего брата господина Т.Мухита, который, выехав из деревни вместе с родителями, в 1925 году вернулся из города Харбина в Россию.

Из писем г. Тамимдара Мухит:

Токио, 22.11.79:

"...если у тебя будет возможность, у меня был старший брат Минлишаих, в 1925 годах он уехал обратно на родину, если о нем сможешь что-либо узнать, очень прошу, сообщи нам. "

Токио, 2.02.80:

"...Рафаил, прошу тебя найти через адресный стол и сообщить мне адрес Минлишаиха Мухитова или его детей..."

Токио, 17.10.87:

"... За ваши старания по поводу Минлишаих абыя - большое спасибо. По моей и Роза апы памяти: имя - Минлишаих, Нажметдинович Myхитов, родился, помнится, в деревне Салагаш в 1902 или 1903 годах, может в 1905. Выехав из деревни в 1919 году, 1925 году, мы слышали от Мирзанур абыя, что он вернулся обратно."

На многочисленные запросы в архивы близлежащих городов (Казань, Ижевск, Агрыз, Вятские Поляны, Можга) ответов или не было, или они были отрицательными. Человек исчез, не оставив после себя никаких следов. Лишь спустя несколько лет мы смогли выяснить подлинные обстоятельства последних дней жизни старшего сына хаджи Нажметдина. Следы которого, совершенно неожиданно, обнаружились в далекой Перми, где случайно, бывает, видимо, и такое, в одной очереди к врачу оказались две старушки-татарки. Разговорившись между собой, они вдруг выяснили, что каждая из них имеет отношение к Минлишаиху: одна знает его судьбу, а другая тех, кто его ищет.

Постепенно поиск родственников приобрел необратимый характер. Проявляя инициативу, многие люди представляли самую разную информацию, которая затем потоком шла в Японию.

Все это завершилось совершенно закономерно. В мае 1986 года из Токио пришло письмо, в котором нам сообщалось, что после участия в работе международной Исламской конференции в столице Азербайджана городе Баку президент Исламского центpa Японии, глава Духовного Управления мусульман Японии доктор Тамимдар Мухит собирается совершить поездку в город Набережные Челны.

В письме от 20 мая 1986 года он писал:

"... если будет воля Аллаха, в октябре в Баку у меня есть намерение принять участие в работе Исламской конференции. Может быть, после конференции смогу увидеться с вами. В это же время хочу встретиться с Мирзанур абыем и Ренатом... "

Его поездка в Татарстан в октябре 1986 года была его первым приездом на историческую родину впервые после лета 1919 года, когда его еще грудным младенцем родители увезли на Дальний Восток. Поездка была организована Духовным Управлением Мусульман Европейской части СССР и Сибири (ДУМЕС), а сопровождал ее председатель Талгат Таджутдин.

Уже из Японии, возвратившись в Токио, господин Т.Мухит написал в своем письме:

"Токио, 28 октября 1986 года.

...Не знаю, как вас отблагодарить за оказанное мне радушие. Ко мне присоединяются Салиса и наша мама Сайма и все родственники... О моем возвращении домой уже все знали. За два часа до прилета родственники ждали меня. С первым шагом все начали расспрашивать о вас. После моих объяснений о вашей жизни все были обрадованы. Самолет прилетел в международный аэропорт Йоги утром в 9.30. Дома я был в 12 часов. И с 12 часов дня до 2 часов утра я рассказывал родственникам о вашей жизни. Мой рассказ они слушали со слезами на глазах. И так каждый день с 6 часов вечера до 1-2 часов утра... Дни, которые я провел у вас, были проведены мной как во сне".

Токио

Весной 1987 года господин Мухит, как и обещал, выслал нам приглашение посетить Японию. Его наличие по правилам того времени давало возможность обращения к властям для получения специального разрешения на выезд за пределы СССР.

Хотя, на первый взгляд, в стране были провозглашены перемены, законы оставались прежними, и в нашем городском ОВиРе16 УВД17 города прежние чиновники руководствовались прежними порядками. В бесконечном оформлении бумаг прошли весна, лето, осень 1987 года. Постепенно втягиваясь в этот процесс, я чувствовал, что все это превращается в дело всей жизни.

Мои обращения с просьбой разрешить выезд из СССР пошли в ОВиР МВД РСФСР, СССР. Были также неоднократные обращения в городской комитет КПСС. Наконец, послу Японии в СССР. После каждого полученного ответа следовал уже традиционный поход в местный ОВиР УВД, где безупречно вежливый инспектор отправляет бумаги в очередной круг (не так поставлена печать, текст неустановленной формы, не та подпись и т.п).

Но однажды в ходе оформления бумаг еду в город Казань на прием к начальнику республиканского ОВиРа полковнику Салимову Ш.А. и неожиданно для себя получаю разрешение на выезд. Остается получить согласие собрания трудового коллектива. На нем под председательством озабоченного директора, он не хочет нести ответственность, большинством голосов коллектив решает, что мне можно разрешить выезд за границу. Итак, путь в далекую восточную страну открыт. Хлопоты по подготовке к дороге уже не показались обременительными. Шереметьево-2, длительный перелет, и мы вновь под ясным небом Японии.

В международном аэропорту Нарита города Токио одновременно с российским самолетом приземляется "Боинг" из Индонезии, и сотни оживленных темнокожих туристов, одетые в яркие цветные сари, обгоняя нас, волной устремляются к стойкам инспекторов паспортного контроля.

Через большое окно второго этажа вижу господина Мухита на первом, машу ему рукой, но за зеркальными стеклами он меня не видит. Наконец, подошла и наша очередь. Мы спускаемся в зал, где нас встречает улыбающийся дядя: "Где вы ходите, я уже потерял вас".

Дорога от аэропорта до Минато-Ку - района города Токио, в котором расположен дом родственников, занимает чуть больше двух часов. Из дома на сигнал автомобиля выходит улыбающаяся Салиса апа и, обнимая нас, приветствует: "Добро пожаловать в Токио".

Токийский мегаполис и в первое, и в последующее посещения на меня всегда производил впечатление хаоса, ориентироваться в котором было совершенно невозможно.

После бомбежек и разрушений 1945 года традиционное в Японии уважение к частной собственности на землю привело к тому, что восстановление города происходило без единого плана, как попало. И редкие улицы города имеют свои названия.

Поэтому во многих местах - на остановках, кафе, просто на улицах имеются многочисленные схемы районов, на которых указано точное расположение данного стенда. Впрочем, нам это не помогало, и мы терялись на каждом шагу.

Совершенно понятной должна быть наша благодарность к дяде Тамимдару, который без устали возил нас по огромному мегаполису и его окрестностям: парки Уэно и Мэйдзи, буддийские и синтоистские храмы, крупнейший в мире электронный рынок Акихабара, улица Гиндза и театр Кабуки, вулкан Фудзияма, города Камакура, Кавасаки, Иокогама... Большое спасибо Равиле Алтынбай, Наилю и Нафисе Минай, Джамилю Агафур, Рауфу и Фариду Мифтахетдин.

В один из дней Хаджи Тамимдар организует традиционное посещение татарского кладбища. Уже находясь на его территории, около каждой из могил он негромким голосом рассказывает о жизненном пути каждого, кто похоронен здесь. Слушая рассказ и слова молитвы, произносимой им, представляю наших соотечественников, вихрем гражданской войны закинутых на Дальний Восток и навсегда успокоившихся здесь, в районе Тама Бочи города Токио...

Могилы хаджи Нажметдина, его супруги Шамсенисы, Мулламахамата Касима и Саймы Касим... Это она в одном из своих писем, сохранившемся до наших дней, писала близким родственникам в городе Перми (Токио, 12.02.76):

"Я думала пробыть здесь года два и вернуться. Это, наверное, судьба. Дети Адама не знают своего будущего. Адам будет говорить, а судьба будет вести своих детей... ".

О ее кончине писал в своем письме от 26 ноября 1987 года хаджи Тамимдар:

"... хотя о горе, постигшем нашу семью, надо было написать и раньше, но до сих пор рука не поднималась. (Хочу сообщить) наша мама Сайма скончалась 16 ноября 01 часов 17 минут, пусть ее место будет в раю...

.. .При ее кончине при ней были Салиса, я, из Америки приехала дочь Камарии-Разия, Нафиса и Сеитжан, читали... Коран... 17 ноября были похороны, ее похоронили на татарском кладбище рядом с могилой ее супруга. На похоронах были все представители турецкой общины, все дипломаты турецкого посольства, дипломаты из ряда посольств мусульманских государств, представители японских мусульман и наши друзья. Все уважали и узнавали ее".

...На обратном пути в Токио все, погруженные в свои мысли, молчат.

На следующий день в офисе господина Мухита мы вместе с ним упаковываем в коробки голографические открытки с видами Мекки. Они в ближайшие дни уйдут в адрес духовного управления мусульман в город Уфа.

Мы еще не знаем тогда, что, выгруженные с борта японского сухогруза в черноморском порту СССР - Ильичевске они бесследно исчезнут в "недрах" советской таможни и лишь спустя три года будут найдены усилиями японской страховой компании, обратившейся за содействием в Интерпол.

...В центре города Токио на небольшой площади располагаются рядом ресторан "Волга", когда-то открытый русским эмигрантом, здание ложи масонов, пришедших сюда с войсками генерала Мак-Артура, и один из архитектурных символов мегаполиса - телевизионная башня, копия Эйфелевой. Посещение токийской телевизионной башни за день до отъезда оставляет у всех нас незабываемые впечатления от концерта на одном из ее высотных ярусов.

Торжественная мелодия органной музыки на фоне уходящих за линию горизонта бесконечных огней ночного Токио вызывала ощущения полета и навевала грусть расставания с прекрасной страной, где осталось столько воспоминаний и часть сердца...

Из писем госпожи Саймы Касим :

(Токио, 12.10.73)

"...я как птица, затерявшаяся в далеких странах... мои дочь и зять, он хороший человек, ко мне заботливы. Дети, выросшие в Японии, от природы мягкие, они даже никогда не (скандалят)".

(Токио, 12.02.76)

"До войны мы хорошо жили... Я работала преподавателем, муж торговал в Корее. В нескольких городах у нас были магазины одежды. Он ездил постоянно.

Дети кончили школу. Салиса окончила 4 класса. Потом все оставили и переехали в Корею. Там жили 9 лет. Потом вернулись в Японию".

(Токио, 19.11.77)

"И здесь мы прожили нелегкую жизнь. Видели большие трудности во время войны - остались без ничего после пожара. До этого, конечно, хорошо жили...

...Сейчас у японцев праздник цветов - цветет сакура. Вначале цветы цветут, не видно даже дерева, покрытого цветами. После опадания цветов появляются листья очень красиво. Из разных стран приезжают посмотреть. Японцы любят путешествовать. Неважно, летом или зимой. Осенью любуются красотой опадающих листьев дерева мумучи на склонах окрестных гор. Очень красиво, у нас такой красоты нет - ее невозможно описать, зимой и летом на деревьях цветут цветы".

"...японцы - народ воспитанный мы трудностей не видели, что они ели сами - то давали и нам. Мы не голодали. Кормили нас и во время войны".

(Токио, 07.07.78)

"...Между собой японцы очень вежливы и воспитанны. По соседству с нами живут три семьи, и дети есть, но не слышно даже голосов. Такой спокойный народ. Нет ругани и криков, как у нас (в России). Поэтому и мы, думаю, научились быть спокойными и дети выросли сдержанными... Земли мало. Живут скученно - народу много. Если бы наш народ был - друг друга забили бы насмерть, думаю... после войны... немного начали меняться, но все равно, как у нас, ругани нет. Самое плохое слово - дурак. Язык похож на наш, татарский, много одинаковых слов. Ведь и наши прадеды когда-то были язычниками, лишь позднее приняли ислам. Они (японцы), думаю, однажды тоже станут мусульманами ".

...Чужая нам страна

Сынов народа нет

На струнах саза здесь

Татар нет песен... "

Анвар Апанай

Из истории Татарстана мы знаем фамилию Апанаевых - фабрикантов и торговцев, домовладельцев и меценатов. В Казани сохранились дома, которые, как помнят старожилы, когда-то были собственностью семьи Апанаевых.

Можно представить поэтому мой интерес к словам господина Мухита, который в один из дней сказал, что его близкий друг Анвар Апанай хотел бы встретиться со мной. Так произошла встреча, итогом которой стали по возвращении домой поиски Апанаевых, проживающих в России. Выяснилось, что их представители проживают в Москве, Казани, Сумгаите, в одном из районов Татарстана и Пермской области. Один из Апанаевых - Надир Абдулхамитович Раевский-Апанаев долгие годы работал учителем истории в средней школе в селе Барда Пермской области, куда в 1930-е годы была сослана его мать - Софья Раевская, а отец Абдулхамит Апанаев после ареста умер в одном из лагерей НКВД в 1942 году.

Камиль Апанаев проживал в деревне Кутлу-Букаш Рыбнослободского района Татарстана.

Старейший из Апанаевых - Махмуд Апанаев жил в Москве.

В небольшой комнатке двухэтажного дома, когда-то бывшего ее собственностью, дожила свой век Фатима Исхакова (Апанаева). В памяти осталась запоминающаяся внешность типичной Апанаевой, с огромной слуховой трубкой. В нее при разговоре с ней надо было кричать что было сил.

К большому сожалению, не смогли обнаружить следов Мусы, Рауля, Рустама, З. Апанаевой и З. Апанаева, чьи фотографии здесь приводятся.

Во время приезда господина Анвара Апаная в город Казань в августе 1992 года он, осмотрев ряд бывших домов своей семьи, за академическим театром имени Г.Камала на берегу озера Кабан, посетил Апанаевскую мечеть, расположенную неподалеку на улице Каюма Насыри. В то время там располагался детский сад.

После этого посещения последовало его обращение к властям Татарстана с просьбой разрешить восстановление названной мечети за счет собственных средств, переместив находящийся в здании мечети детский сад в новое, также выстроенное на его средства.

Насколько я представляю, это предложение осталось без последствий.

Мечеть в Салагаше

В 1986 году, позвонив в Токио, шейх Таджутдин предложил хаджи Тамимдару обсудить вопрос о строительстве в Салагаше мечети, посвященной памяти хаджи Нажметдина. Господин Т.Мухит, согласившись с этой идеей, принял решение о финансировании строительства. Но, к большому сожалению, быстрому осуществлению этих планов помешало противодействие местных органов власти Агрызского района, воле которых послушное население деревни не могло противопоставить ничего, кроме покорности. Строительство мечети неоправданно затянулось.

Средств, первоначально предоставленных хаджи Тамимдаром, хватало на возведение пятничной мечети из камня, но затягивание строительства во время начавшегося экономического кризиса девальвировало средства. Хотя мечеть и была все же построена, функционально она была только квартальной. Помню неоднократные телефонные звонки хаджи Тамимдара, когда он буквально умолял меня выяснить причины затягивания строительства мечети...

От Талгата Таджутдина мной были получены образцы документов, необходимых для учреждения мусульманской общины. Осенью 1988 года мы с Мирзануром Хазиахметовичем Тукаевым ходили по деревне, собирая подписи ее жителей под заявление в адрес районных властей с просьбой зарегистрировать мусульманскую общину. К поданному заявлению власти отнеслись настолько серьезно, что, изучая подписи жителей, сочли их поддельными. Неоднократное обращение жителей, многочисленные поездки М.Тукаева в районный центр результатов не давали. Строительство мечети под самыми разными предлогами затягивалось. К этой уже проблеме присоединилась Наиля Хурматова - журналистка, выходец из Салагаша, проживающая в Набережных Челнах. Ее эмоциональная статья в одной из республиканских газет дала импульс для решения этого затянувшегося вопроса. И строительство мечети однажды все же началось. Уже в наши дни ее минарет возвышается на одной из улиц в центре деревни. Сход жителей деревни 3 января 1995 года решает назвать мечеть именем хаджи Нажметдина, что дублируется указом имам-мухтасиба города Набережные Челны - Малик хазрата за 32 от 22.05.1997 года. Несколько позже сыновья М.Тукаева - Ренат и Рафаэль Тукаевы устанавливают в мечети мемориальную доску, изготовленную на одном из оборонных предприятий Казани. На митинге по случаю ее установления эмоциональную проповедь произнес имам-мухтасиб Агрыза Мухаметазат хазрат.

Встречи с родными

Изменения, начавшиеся в СССР в середине 80-х годов, дали возможность руководству ДУМЕС впервые в истории России организовать официальное проведение торжеств по случаю 1100-летия со дня принятия ислама народами Поволжья. Они проходили в городах Москва, Казань, Уфа, Астрахань, Оренбург и Набережные Челны с 12 по 27 августа 1989 года. Непосредственное руководство встречей гостей осуществляли: в городе Москва элегантный и дипломатичный Равиль Гайнутдин, имам-хатыб московской Соборной мечети; в городе Казань - решительный Габдулла Галиуллин, имам-хатыб казанской Соборной мечети имени Марджани.

Визовая поддержка зарубежных делегаций осуществлялась международным отделом мусульманских организаций СССР под руководством влиятельного и организованного Абдурашида Дудаева.

Каждый из этих блестяще образованных мусульманских лидеров сыграл свою роль в развитии ислама в России в 1990-2000 годах. Принимая участие в работе этого международного форума, я видел восторженный прием, оказываемый татарским и башкирским населением Москвы, Уфы и Казани лидерам татарских диаспор из Японии, США, Турции, Австралии, Финляндии. Впервые после 1919 года получивших возможность посетить свою историческую родину. Не могли не остаться в памяти наши соотечественники из-за рубежа: мудрый Сагит Садри из Австралии, обаятельный Саит Кильки и агрессивная Шамсия Аппакай из США, сдержанный Шамиль Насретдин из Финляндии, стойкая Рауза Мифтахетдин и цельный Тамимдар Мухит из Японии.

Это их оглушительными аплодисментами стоя приветствовали соотечественники во многих городах России. Начавшись в Москве, торжества перемещаются в различные места. Но небольшая группа, с согласия председателя ДУМЕС 16 августа отделяясь от основного потока гостей, направляется в Пермь, областной центр на Урале, где нашлись близкие родственники господина Мухита и недалеко от которого проживают также родственники госпожи Салисы Мухит.

После небольшого перелета из Уфы мы приземляемся в Савиново - аэропорту города Перми, откуда, после небольшой встречи с представителями городской мусульманской общины, направляемся в город, где на улице Тургенева в небольшой двухкомнатной квартире живет Шамсия Бакиева (Мухитова), двоюродная сестра хаджи Тамимдара, сосланная из Салагаша в город Краснокамск Пермской области в 30-х годах. На них мы случайно вышли в ходе поисков Минллишаиха Мухитова.

Со слов Шамсии Бакиевой выясняется, что Минлишаих умер от тифа осенью 1929 года через четыре года после возвращения из Маньчжу-Го и был похоронен Гаскаром Мухитовым на удмуртском кладбище деревни Кичево недалеко от Агрыза. Проживая на полулегальном положении, он, уже тяжело больной, обратился к своему родственнику за поддержкой незадолго до своей смерти.

Зная ситуацию тех лет, совершенно понятно, почему Гаскар Мухитов похоронил своего брата тайно ночью и почему о факте его смерти знали только близкие родственники, в том числе его сестра - Шамсия Бакиева.

В свою очередь Гаскар Мухитов сам был убит по пути из Агрыза в 1941 году и похоронен на татарском кладбище станции Можга в Удмуртии.

Здесь надо добавить: с Минлишаихом был ребенок 4-5 лет, дальнейшая судьба которого неизвестна. Можно представить, с каким напряженным вниманием господин Мухит и госпожа Рауза Мифтахетдин слушали, жадно ловя каждое слово, рассказ о судьбе их брата, подлинные события последних дней жизни которого стали известны им только сейчас...

Каждому из нас хотя бы раз в год приходится бывать в дальней дороге, в которой мы проезжаем мимо заброшенных деревень, их немало в России. С полотна дороги, разглядывая их, мы видим брошенные дома с просевшими крышами, чтобы за следующим поворотом забыть о них.

Но мимолетная мысль об увиденном какое-то время остается в памяти в виде смутного сожаления о когда-то бывшей здесь жизни тех, чьи имена и судьбы нам не суждено будет узнать.

Но иногда прошлое совершенно неожиданно напоминает о себе, когда в старых сундуках, среди старой утвари находятся письма, написанные умершими много лет назад людьми.

Являясь отголосками прошлых лет и прошедших жизней, они напоминают нам о прошлом и заставляют нас искать давно забытые дороги к заброшенным деревням, где лишь ряды сгнивших домов напоминают о когда-то живших здесь людях.

Одной из многих таких деревень является хутор Сосновое Болото в семи километрах от станции Мулянка под городом Пермь.

Сюда к своему старшему брату Сафе Тайсину в 1919 году пешком с маленькими детьми на руках пришла Сайма Касим, ограбленная и выгнанная большевиками из своего особняка в городе Перми.

Здесь, предчувствуя, что они никогда больше не увидят друг друга, плакал Сафа, провожая свою сестру Сайму в эмиграцию осенью 1924 года.

Из письма госпожи Саймы Касим (Токио, 19.10.77):

"... Сафа был определенно против моего отъезда. Он говорил, отъезду зятя в Японию уже шесть лет. Мужчина не может быть одиноким долгое время. Вдруг у него уже есть жена, и ты с тремя детьми... подумай об этом. Если хватит сил выдержать это - езжай. Если нет - оставайся на месте. Я думала, думала и сказала ему: "Я принесу себя в жертву ради своих детей. Он, родной мой плакал, жалея меня. "

На следующий день, 17 августа, нам предстоит поездка в старинное татарское село Кояново, что расположено в 10-12 километрах от хутора Сосновое Болото. Там проживают дочь Сафы - Райса и дочь Рахили Инсия. Они вместе с моей мамой, мы знаем, с нетерпением ждут приезда дорогих гостей.

В Кояново взволнованные сердца родственников наполнялись радостью встречи и печалью предстоящей разлуки. Они слушали рассказы о жизненном пути друг друга, а напевы татарских песен напоминали о суровых прелестях Родины и о близости расставания.

...В тот день хаджи Тамимдар заметил, что события последних дней, закончившись, станут частью их жизненного пути. Они когда-то, в суровое и опасное время, ушли из этой земли на край света, на чужбину, где были одиноки и беззащитны. Но, объединившись с такими же изгоями, какими были сами, они смогли выстоять в чужом и далеком мире, ставшем для них Родиной...

К сожалению, на город Пермь программой нам отводится всего три дня и на следующий день 19 августа нам предстоит длительное путешествие вниз по реке Кама, в Набережные Челны. Один из основных пунктов на нашем пути в эти дни.

Набережные Челны

Мое знакомство с Талгатом Тазиевым впоследствии шейх-уль-исламом Таджутдином, произошло летним днем 1977 года, когда, вскоре после моего приезда из Японии, я должен был передать ему какой-то небольшой сувенир от хаджи Тамимдара.

Как-то заехав летом 1988 года в Набережные Челны, он предложил мне назавтра подойти в кабинет начальника "Челныгорстроя", где я был представлен Бибишеву Марату Шакировичу. В тот день между шейхом Таджутдином и М. Бибишевым состоялся памятный разговор об идее строительства в Набережных Челнах монументальной Соборной мечети, которой знаменитый строитель сразу же загорелся.

Дальнейшие события показали, что поддержка данного проекта умным и волевым руководителем самого крупного в регионе строительного комплекса позволила, несмотря на противодействие руководства города, в краткие сроки возвести это сооружение.

Различные этапы ее строительства - первая свая, установление полумесяца на минарет и завершение строительства - стали поводом для организации торжеств, которые проходили при огромном стечении населения.

Значение возведения первой в Татарстане монументальной Соборной мечети, строительство которых, как государственных символов, жестко ограничивалось законами Российской Империи и, в продолжение исторической традиции, невозможно было и в советское время, нельзя недооценивать, так как, став резонансным событием, оно привлекло внимание широких слоев общественности, как в Татарстане, так и далеко за его пределами.

На торжествах по случаю поднятия полумесяца (22.08.1989 г.) - в рамках празднования 1100-летия со дня принятия ислама народом Великой Булгарии и в день завершения строительства (22.07.1992 г.) - в ходе работы I Всемирного Конгресса татар присутствовали и многочисленные зарубежные делегации, среди которых делегация мусульман Японии во главе с хаджи Тамимдаром была в центре внимания. В состав делегации входили: Рауза Мифтахетдин, Салиса Мухит, профессор Абдулкарим Сайто и др.

Запомнилось поднятие полумесяца на шпиль минарета Соборной мечети, во время которого огромное количество челнинцев внимательно наблюдало за поднимающимся в небо сверкающим полумесяцем. Впервые за многие века над городом поднялся символ ислама.

Наши соотечественники, присутствовавшие на этом празднике, из-за шума народа не слышали своих голосов. Не случайно после этого и целого ряда других событий глава ДУМЕС принимает роковое для себя решение о переносе своей резиденции из города Уфа в город Набережные Челны, но это произойдет позже, через четыре года...

Сейчас же десятки тысяч взволнованных горожан со слезами на глазах слушают эмоциональную проповедь шейх-уль-ислама Таджутдина, находящегося в зените своей славы.

На следующий после поднятия полумесяца день нам предстоит поездка в Салагаш, приездом в который заканчиваются наши многолетние усилия по поиску родственников хаджи Тамимдара в России и Татарстане, начатые много лет назад его отцом - хаджи Нажметдином. Приездом на историческую родину заканчивается важный этап жизненного пути хаджи Тамимдара, доктора Салисы Мухит и Раузы Мифтахетдин, после которого начнется новый отсчет событий в их достойной подражанию жизни - когда все будет делиться на до и после приезда сюда.

Заканчивается и этот день, наступает вечер, наступает время ясту, вечернего намаза, слышны умиротворяющие аяты из Корана, произносимые хаджи Тамимдаром:

"Он тот, кто вам дает возможность

Пересекать и сушу и моря

И отправляет в путь на кораблях.

Они... плывут при добром ветре... "