ya_palomnik

На сайте нет рекламы

Татарская Московия
Tatar Moskovia

ГлавнаяТатары в РоссииМосква и Московская область

Татарская Московия

Асадуллин Фарид Абдуллович – известный ученый–востоковед, его научные интересы охватывают проблемы развития арабской культуры, истории ислама, мусульманского вероучения, вопросы межрелигиозных отношений. Одна из свежих и крупных работ Фарида Асадуллина – книга «Москва мусульманская» (М., 2005), получившая широкий общественный резонанс. Автор ввел в научный оборот большое количество ценных архивных материалов, исторических документов, литературных источников, благодаря чему образ Москвы – столицы многонациональной России – заметно расширился и обогатился. Асадуллин Фарид Абдуллович

Завоевание в середине XIII в. Владимирского и других княжеств Северо-Восточной Руси Золотой Ордой (или по собственному названию – Улус Джучи) открыло новый период в истории Российского государства, который, по классификации известного русского мыслителя Н. А. Бердяева, получил название «татарского». Именно в «татарский период» при первом московском князе, младшем сыне Александра Невского Данииле (р. 1261), память о котором хранит основанный в 1282 г. Свято-Данилов монастырь – нынешняя резиденция Московского патриархата и Священного синода Русской православной церкви, начинается постепенное возвышение Москвы как стольного города, сопровождавшееся расширением территории вокруг нее за счет городских станов и укреплением в целом Московского княжества. По оценке Н. М. Карамзина, «Москва... обязана своим величием ханам». Чтобы понять истинный смысл этих слов, необходимо вспомнить, с каким общественно-политическим багажом подошла Русь к новому историческому рубежу: за период с середины XI по начало XIII в. чуть менее века, а именно 80 лет, прошло в череде кровавых междоусобиц разных удельных князей за право называться великим князем. «...В крамолах княжеских век человечий сокращался, – читаем мы в «Слове о полку Игореве». – Тогда по Русской земле редко пахари покрикивали, но часто вороны граяли, трупы себе деля...». Ханская власть если и не смогла остановить сразу эти распри (взаимные интриги, например, московских и тверских князей продолжались еще долго, вплоть до XV в.), то, по крайней мере, постаралась обуздать «деградацию нравов и массовое безумие», царившие в домонгольской Руси. Если использовать современную политическую терминологию, Орда в то время была своего рода федеральным центром – сегодняшней президентской администрацией, руководитель которого «вызывал на ковер» в Сарай князей, выслушивал, судил и выносил приговор: кого одаривая ханским ярлыком, кого лишая ханской милости, а иногда и жизни. Не идеализируя Орду, представлявшую собой типичный образец восточной средневековой деспотии со всеми вытекающими из этого последствиями, отметим, что именно в это время были заложены все необходимые предпосылки образования будущего Российского государства, центром которого стала Москва.

С установлением между Ордой и Русью отношений вассальной зависимости, важной составляющей которой был сбор дани, роль удельных князей стала заключаться прежде всего в умении любым способом доказать свою лояльность ханскому двору. В этом больше других преуспели сыновья первого московского князя Даниила Юрий (1281–1325) и сменивший его Иван (1282–1340), прозванный Калитой. Претензиям князя Юрия на право быть приближенным к Орде во многом помог выгодный брак с сестрой хана Узбека Кончакой (в крещении Агафьей) в 1317 г. Двухлетнее пребывание в Орде (с 1315 по 1317 г.) не прошло для него бесследно: он был удостоен великокняжеского ярлыка – особой инвеституры на правление. Его брат князь Иван (Иван I) ценой активного и, главное, заинтересованного участия в подавлении взбунтовавшейся в 1328 г. против ханских наместников Твери еще более закрепил московские позиции в Сарае, фактически став генеральным откупщиком дани по всей Руси. Это означало, что Москва как второй по значению после Сарая политический центр отныне приобрела монопольное право главного партнера и союзника большой ордынской политики на Руси. За два года до этого произошло другое важное событие: при митрополите Феогносте, получившем ханский ярлык, Москва становится также церковной столицей формирующегося государства, что положило начало истории Московской патриархии (1326).

«Величие ханов» в этот исторический период проявилось и в веротерпимости – явлении совершенно нетипичном, скажем, для средневековой Европы, которая переживала мрачные времена инквизиции. Известный церковный историк и богослов Макарий (Булгаков), митрополит Московский и Коломенский (1816–1882), ставший членом Императорской академии наук, в своем фундаментальном труде «История русской церкви» не раз подчеркивает эти особенности правления ордынских ханов и приводит показательный для того времени документ.

«Все чины православной церкви и все монахи, – читаем в указе хана Узбека, – подлежат лишь суду православного митрополита, а не чиновников Орды и не княжескому суду. Тот, кто ограбит духовное лицо, должен заплатить втрое. Кто осмелится издеваться над православной верой или оскорблять церковь, монастырь, часовню, тот подлежит смерти без различия, русский он или монгол. Да чувствует себя русское духовенство свободными слугами Бога!».

В «татарской Московии» (так иногда именовали Московскую Русь из-за сильных позиций татарской политической элиты – мурз и беев) социальная престижность всего ордынского, в том числе прямо или косвенно связанного с исламом, имела едва ли не абсолютный характер. Это нашло отражение, как хорошо известно, в организации военного дела, фискальной системы, делопроизводства и дипломатического протокола, некоторых поведенческих стереотипах, деталях быта и одежды, царских регалиях (типичный пример – скроенная по восточным образцам знаменитая шапка Мономаха – аналог царской короны), а также в известной практике обучения княжеских детей ордынскому политесу, включая язык, в Сарае при ханском дворе. Имеющиеся источники дают основание предположить, что тюркский (татарский) язык на Руси играл в то время куда более значительную роль, нежели в XVIII–XIX вв. в русском обществе занимал французский, сфера обращения которого ограничивалась только высшим светом.

История Москвы сумела сохранить богатую топонимику улиц и поселений, основанных представителями ордынской аристократии. Это прежде всего касается бывшей Татарской слободы, расположенной в Замоскворечье, память о которой хранят два переулка – Большой Татарский и Малый Татарский, а также две улицы – Большая Татарская и Татарская. Рядом с ними (в непосредственной близости от станций метро «Третьяковская» и «Новокузнецкая») расположены три переулка – Большой Толмачевский, Малый Толмачевский и Старый Толмачевский, где жили толмачи – переводчики с тюркских и других восточных языков. Большой Толмачевский переулок соединяется с Большой Ордынкой – улицей, возникшей в XIV в. на дороге, уходящей на юго-восток, на Нижнюю Волгу, в Золотую Орду, к ее столице – Сараю. В Замоскворечье можно найти следы и Крымского подворья, просуществовавшего около трех с половиной столетий (1443–1783), – Крымский вал, Крымский мост, Крымская набережная, Крымская площадь, Крымский тупик и т.д. Картина «татарской Московии» будет неполной, если не вспомнить Балчуг (от татарского «балчык» – глина, грязь, болото) – старейшую и, возможно, самую короткую московскую улицу, идущую к Кремлю, а также не менее известные – Арбат, Таганку, Колпачный и Барашевский переулки, Басманные, а также Большую и Малую Черкизовские улицы, Карачаровское шоссе и проезд, Кадашевскую набережную, Татарово (нынешнее Крылатское) и др. В «татарский период» в основных чертах сложился ансамбль Кремля, первое упоминание о котором в Тверской летописи датируется 1315 г. Среди двадцати кремлевских башен есть угловая Беклемишевская, названная в честь представителей известного княжеского рода Беклемишевых (татарское слово «беклемиш» означает «охраняющий», «защищающий»), двор которых примыкал к этой башне. Само слово «кремль» является производным от древне-тюркского «кермен» – крепость либо татарского «корылма» – сооружение.

В послеордынский период ислам и связанный с ним образ жизни еще продолжительное время прямо и косвенно играли заметную роль в жизни столицы и всего Московского государства, которое после крушения Византии в 1453 г. и образования Османской империи, а также Астраханского, Казанского, Сибирского и Крымского ханств оказалось в окружении мусульманских государств. Этот фактор во многом предопределил формирование внешнеполитических приоритетов государства: основным направлением международной политики в это время стало восточное. В начале XV в. устанавливаются регулярные дипломатические отношения с первым государством Востока – Крымским ханством, на рубеже XV–XVI вв. – с Османской империей, с монархиями Сефевидов в Азербайджане и Иране, с образовавшейся после распада Золотой Орды Ногайской Ордой. В это же время складываются союзнические отношения с Казанским ханством, выходцы из которого нередко получают высшие государственные должности в самой Москве, а также осуществляют правление в своих уделах в Кашире, Серпухове, Звенигороде, Костроме, Вологде и других городах Московского государства.

В это же время стараниями присланного в Москву из Греции для исправления и перевода богослужебных книг церковного писателя и теолога Максима Грека (ок. 1475–1555) создается жанр полемической литературы, направленной против ислама и пронизанной откровенной религиозной нетерпимостью по отношению к «агарянам», т.е. мусульманам. Описывая современную ему Москву, он, в частности, сумел уловить бросавшиеся в глаза приметы своего времени и с сокрушением отмечал, что скоро москвичи, пожалуй, будут ходить в чалмах. Факт ношения москвичами в это время татарских тюбетеек и «шлыков и портов турецких (т.е. полного костюма)» действительно имел место.

К середине XVI в. наблюдается новый рост поселений мусульман – представителей посольских миссий из Стамбула, Бухары, Хивы и Индии, ногайцев, кабардинцев и других выходцев с Северного Кавказа и Закавказья еще более, чем раньше, инкорпорированных в городскую жизнь Москвы. В это время также возводятся молельные дома и специальные постройки для совершения ритуальных обрядов, оформляются мусульманские кладбища (близ Калужской заставы и в районе села Татарово в Кунцево). Не случайно, видимо, что в эпоху правления Ивана Грозного и даже Смутного времени в среде татарских сановников бытовало мнение, будто, как отмечал английский посол Дж. Флетчер, посетивший Москву в 1588 г., «вся страна от их границ на север и запад до города Москвы, не выключая и самой Москвы, принадлежит им».

Покорение Казани в 1552 г. открыло новую страницу в истории «татарской Московии»: стали появляться мусульманские формы в московском зодчестве, особенно в строительстве церквей и колоколен. Вершиной этого влияния может считаться сооруженный в память о взятии Казани храм Василия Блаженного (1555–1556). Архитектурным прототипом этого храма стал, по утверждению историка М. Худякова, известный памятник мусульманского зодчества, существовавший до захвата Казани, – мечеть Кул-Шариф. «...Своими архитектурными формами Василий Блаженный больше всего напоминает мечеть Кул-Шариф с ее 8 минаретами, предание о которых записано Марджани, – пишет М. Худяков. – Восемь башен Василия Блаженного, увенчанные восточными куполами, находят себе поразительное соответствие в этих 8 минаретах... Русское правительство отчетливо выразило идею подчинения Татарского государства России, перенеся архитектуру главной мечети Казани в Москву...». Согласно другим сведениям этот храм был построен не только в память о покорении Казани, но и на казанские деньги, которые были захвачены Иваном Грозным в качестве «громадной добычи» при взятии города. Таким образом, этот замечательный московский храм, являющийся сегодня одним из зримых символов древней столицы, представляет собой живой пример материального присутствия средневековой Казани в историко-архитектурном облике Кремля и в целом Москвы, напоминая известные слова о ее «полуазиатской физиономии», сказанные Н.М. Карамзиным в «Записке о московских достопамятностях» в 1817г.


Яндекс.Метрика free counters